Ах, Арагви, Арагви, надежда, судьба и искус,
Сколько ей по ночам понашептано ласковых строк!
Николай Тучашвили окончил с отличием ВУЗ,
Но приписан сюда отбывать государственный срок...

Судьбу прожигая в хвалебных моленьях,
Ползем, как слепцы, на мозольных коленях –
Туда, где лежит, заспиртован в елее,
Пергаментный карлик в своем мавзолее.

За веревочку дерни – споют и попляшут,
За другую – пойдут, за Отчизну поляжут.

Им пожрать посытней да в тепле отоспаться...
Не ходи, дурачок, за других заступаться!

Но если уж надо во что бы ни стало
Свершить мне свой выбор, найти свой приют, –
Я буду всегда среди тех, кого мало,
Кого притесняют, неволят и бьют.

Как прожить эту странную зиму?
Вереницу метельных ночей?
Всё слабее ряды побратимов,
Всё наглее кольцо стукачей.

7. Тщеславие до тридцати лет – это мощный стимул к развитию, а после сорока – это уже признак старческого маразма.

Ведь не могут раскинуть умом
И понять наконец-то, слепцы,
Что ярмо
                 остается ярмом,
Даже если на нем бубенцы.

Держава совершила свой набег,
Как печенег, на мирные кибитки!
Без церемоний сволокли на снег
Все наши небогатые пожитки.

Есть вопросы, нет ответа!..
Спорим, курим, ждем мессию,
Чтоб, проникшись высшим светом,
Вместе с ним спасать Россию.

А она не шьет, не строчит,
Пьет и пляшет – губы в сале.
А она совсем не хочет,
Чтобы мы ее спасали!

От навязших словес, от истлевших идей,
От обманных, безмускульных книг,
Из жестокого царства усталых людей –
Я хочу в голубой Майерлинг.

В белый бубен гремит тишина,
И картечью по звездам – мороз!
И луна – как лицо колдуна –
Сторожит статуэтки берез.

Я – крымский татарин. Я сын этих солнечных гор.
К которым сегодня прокрался украдкой, как вор.