Эффективность любого мировоззрения, его способность к верному и надежному предсказанию будущего и нахождению наилучших решений по существу полностью зависит от его фундамента – исходных определений, аксиом и их порядка введения в строящееся знание, потому что все последующее знание уже логически строится на этом фундаменте. И если я, мысленно отбросив все предыдущее вербальное знание (вместе с его внутренней логикой!), начал реконструировать свое знание заново, то какая ЛОГИКА побуждала меня отбирать явления, давать определениям именно данное содержание и вводить их в новое знание именно в таком порядке? Могу ли я убедительно обосновать свои мыслительные действия бесспорно? Боюсь, что нет – на то они и аксиомы, что не подлежат определению. Тем не менее чем-то я все-таки руководствовался в своей работе. Чем же?
Во-первых, задачей сохранения вечной жизни человечества, даже в том случае, если среди людей не останется ни одного достойного человека. Спрашивается: а мне что, больше других надо? Всем на человечество ровным счетом наплевать, люди заботятся о жизни лишь своих близких, в крайнем случае своих сограждан. Однако простейшая кибернетическая истина говорит, что жизнь подсистемы кардинальным образом зависит от жизни самой системы. Забота же о жизни подсистемы практически не улучшает жизнь системы в целом, а порой может и ухудшить ее – например, в случае уничтожения иных цивилизаций (так, одной из главных причин деградации российского общества за последние полвека стало преследование и и почти полное изгнание евреев).
Во-вторых, неведомо откуда свалившимся на меня принципом бескомпромиссной доброты («Если ничто не мешает тебе сделать доброе дело – сделай его!»). И это действительно странно – ведь от природы в человека заложен эгоизм: «Всё для себя любимого!». Как-то еще можно понять принцип разумной доброты: сделай добро другому – глядь, когда-нибудь и он ответит тебе тем же. Но делать добро для человека, с которым твои жизненные пути ну никак не пересекутся?!.. Какое, например, мне дело до людей следующего тысячелетия – ведь их НЕТ!? Однако я исхожу пусть и из обшибочной, но прекрасной гипотезы, что среди предков жили и такие люди, которые заботились о будущем, в том числе и обо мне. И тогда, согласно этой гипотезе, получается, что, с одной стороны, мы с Сократом – современники, а с другой я тоже должен что-то сделать для сверхдалеких потомков, о которых я никакого вознаграждения получить не могу (и более того: рано или поздно и имя мое будет закономерно стерто временем).
В-третьих, желанием быть предельно честным – ведь теорию-то я разрабатываю для себя лично и очень близких мне людей. Концепция Z-мира внекоммерческая, хотя она активно рассматривает экономику. Вместо выгоды она руководствуется целесообразностью, ибо не эгоизм противопоставляет против интересов всех других людей, а решение общих задач. Но при этом, заботясь об общем благе, она (концепция) исходит не из абстрактной цели человечества, оторванной от конкретных людей, но от такой цели, которая является как бы целью конкретных людей, но людей с Z-мировоззрением. (А мелкие обыватели, упорно живущие только ради вина, хлеба, зрелищ и мелких удовольствий, пусть заботятся о своей жизни сами.)
В-четвертых, критической позицией сверхинтеллекта, для чего требовалось отказаться от мысли, что мой интеллект совершенен, и поискать иные критерии совершенства. В обычном интеллекте ни сомнения, ни критики нет. Тотальный принцип сомнения обладает удивительным свойством: он отрицает и разрушает эгоизм! В самом деле, ставя вопросы «А является это (мое) решение самым разумным, честным, гуманным, и т.д.?», последовательно к каждому своему решению, мы обнажаем сердцевину нашего интереса, мы просто вынуждены заглянуть в нее и хотя бы самому себе дать правдивые ответы на каверзные вопросы. (Безапелляционная самоуверенность большинства людей, особенно агрессивных, просто поразительна: они знают все, особенно то, что должны думать и делать другие...)
Эти четыре обстоятельства – задача служения человечеству, принцип бескомпромиссной доброты, желание быть честным и всепронизывающий принцип сомнения – с необходимостью порождают и пятое: чувство истины. Конечно, как и всякое чувство, оно способно заблуждаться. Но опробованное тысячекратно и каждый раз как бы заново, оно приводило меня к результатам все более одинакового качества. Особую же надежду на то, что мне удалось нащупать правильную исходную позицию, давало то, что строящееся знание оказалось и самоподправляющимся, самоуточняющимся; его истинность стремится к некоему пределу и показывает направление дальнейшего состояния. Кроме того, это знание является и в высшей степени эффективным и способным к предсказанию при решении множества сложнейших технических, научных, социальных и экономических проблем.
Косвенным и очень важным для меня подтверждением правильности моего метода явилась принципиальная идентичность моей дипломной работы "Основные категории политэкономии" (1971 г.) работе Б.Д.Бруцкуса "Проблемы народного хозяйства при социалистическом строе" (1922 г., с которой я познакомился лишь в 1978 г.). Сугубо научными методами, без какой-либо мистики Бруцкус предсказал по сути в полном объеме все будущее советского общества. Хотя в этой работе Бруцкус ни слова не сказал о своем методе мышления, но, легко просматриваемый за социально-экономическим текстом, именно он более всего поразил меня: его понимание явлений было, с моей точки зрения, абсолютно адекватно их природе. Работа Бруцкуса – это блестящий пример системного (и даже полносистемного!) мышления за четверть века до появления кибернетики как науки. (Приятно, что и наши с ним биографии в чем-то схожи: оба прошли через лесное хозяйство, технику, политэкономию, социологию, конструирование модели идеального общества, политическую деятельность, эмиграцию. А ведь я родился через 4 года после смерти Бера Давидовича...)
Из перечисленных выше пяти обстоятельств самым решающим для создания Z-мировоззрения я считаю то, что мне удалось найти и осознать верное начало начал – явление цель. Задачу построения всеобщего мировоззрения многие философы пытались создать исходя из физических полей и элементарных частиц (затем через атомы, молекулы, простейшие живые организмы, высшие животные, сознание). В этих философских системах сами философы и вообще человек из системы выпадали, они были во вне, в «надстройке». Для кого и для чего они строили свои системы, оставалось загадкой (тем не менее, философы пытались подчинить себя системе, созданной ими самими).
Я же, взяв за исходную точку цель (свою конкретную цель, но в общем виде – как бы от имени всех людей), сразу оказался "при деле": не сторонним наблюдателем, а творцом. Отныне мое Я не определялось внешними обстоятельствами; наоборот, мое Я создавало, формировало внешние обстоятельства так, как было угодно мне (конечно, я следил за тем, чтобы это «угодное мне» было реализуемо –витать в облаках я отнюдь не хотел!). Я отказался быть пешкой Истории и Вселенной, я стал их (в том числе и своего Я) творцом. Я обрел абсолютную свободу (которая может существовать лишь при условии, что она добрая и умная). Подчеркиваю еще раз: я не хвалю себя – это полный абсурд; выбрав ответственную свободу и нырнув в ее омут, я тут же оказался ее рабом и потому не могу вести себя иначе, чем в согласии с ее принципами (нельзя же хвалить раба же за то, что он подчиняется требованию!). Но, в отличие от большинства философов, я пусть и однажды, но был свободен от всего и всех.
|