Моя юность пришлась на хрущевскую оттепель, когда в обществе была широко распространена установка прожить жизнь с максимальной прагматической значимостью для цивилизации. Поэтому особенно высоким спросом у молодежи пользовались фундаментальные науки и медицина. В 1958 году конкурс на физфаке был 8 человек на место, на отделение астрономии – 25, а в медицинский – аж 30. Астрономия хоть и была моей самой любимой наукой, но поступать на астрономию со своим троечным аттестатом зрелости я не рискнул. И пошла моя студенческая жизнь по кривой дорожке: физфак МГУ, ФЭСТ МЛТИ, опять физфак, потом мехмат и, наконец, экономфак. Но в каждый момент мне светила в небе моя звезда: добиться выдающегося результата...

Много позже я понял, что не всегда общество способно дать объективную оценку «выдающности», и это освободило меня от необходимости пресмыкаться, пусть и перед хорошим обществом: оказалось, что системный подход к оценкам позволяет найти критерий ценности, не зависимый ни от кого! И это я считаю самым значимым результатом своей интеллектуальной деятельности.

Однако человечество вряд ли оценит эту значимость в ближайшие столетия. Поэтому сделать нечто важное с точки зрения общества на повестке дня осталось. И, следуя логике: «Хочешь стать генералом, стремись быть маршалом!», я взялся за решение задач, считаемых неразрешимыми. Но считаемых лишь на том основании, что в течение столетий человечество эти задачи решить не смогло.

Когда главные из таких задач, в которых я имел хоть какой-то информационный задел, были мною решены (по моей оценке), у меня осталась последняя – Великая (или последняя) теорема Ферма. С 1989 года она давала мне повод в любой момент задуматься напряженно. А к 1986 году сам процесс творческого мышления с получением пусть и маленького, но непременно нового результата стал для меня настоящим наркотиком, доставляющим вечный кайф. Понять, что это такое, может лишь наркоман, но последнему не дано понять, что наркотик творческого мышления не убивает, а лечит!..

И вот наступило 3 мая 2015 года, когда ключ к решению теоремы Ферма был, наконец, найден. Пять месяцев я был занят оформлением доказательства, что отвлекало меня от беды. А когда последние точки и в доказательстве, и в объяснении, и в донесении результата до математических журналов и факультетов были поставлены, беда себя обнаружила: думать больше НЕ О ЧЕМ! Ну не обидно ли?!...