Dark Mountain Project
13 июня, 2017
 
 Хрупкость нашей жизни – вставленной в доктрину ‘жить моментом’ – представляется еще более эфемерной, если учесть поразительную неспособность человеческих особей понять и реагировать на экзистенциальные угрозы.  Разрушение среды токсическими выбросами, уничтожение среды обитания животных и парадигма ‘роста во что бы то ни стало’ продолжаются в то время, как правительства занимаются “бизнесом-как-всегда”.

С самого раннего возраста (практически с рождения),  наше образование направлено на то, чтобы убрать ненужные вопросы в отношении порядка вещей; информация вкладывается исключительно с целью сделать нас пригодными к выполняемой работе. Идея, согласно которой люди могут жить и развиваться в совершенно другом типе общества, даже не обсуждается,  за исключением прошлых культур, которые характеризуются как  ‘примитивные’.  И хотя мозг ребенка, как губка, впитывает все, что ему говорят;  к тому времени, когда немногие, обладающие достаточным воображением, будут готовы поставить под сомнение сообщаемую им мудрость,  им предложат один цвет.

Ребенком я попал в Лондонский музей естественной истории, и, как большинство детей, был очарован громадными скелетами динозавров – их зубами и челюстями,  я смотрел на них широкими от удивления глазами; но в школе нам говорили, что они слабые и быстро вымерли, в то время, как люди очень успешны, изобрели инструменты,  выращивали еду,  а главное ‘цивилизованны’. Я верил всему этому.  В действительности, время существования современных людей насчитывает всего несколько десятков тысяч лет (причем за последние 200 лет разрушение окружающей среды  достигло такого размаха, что будущее существование людей стоит под вопросом),  в то время, как динозавры, эти "слабые неприспособленные  существа", существовали не менее 160 миллионов лет!  На мой взгляд, они были очень даже успешными.

Стоящие в музее огромные проявления прошлой жизни, и наше теперешнее представление истории человечества, вызвали у меня желание заниматься творчеством. Человечество стоит перед лицом исчезновения на планете, ресурсы которой расхищены, растрачены и отравлены.  Было бы легко обвинить в этом отдельных людей; но факт остается фактом – современное общество организовано ради роста и профита –  а окружающая среда, жизнь на планете и мы сами,  играем вторичную роль.  Большинство людей считают, что невозможно организовать общество на фундаментально других основаниях – нам говорят, что люди  ‘от природы’ эгоистичны,  что таков прогресс и мы просто ‘должны двигаться дальше’.  Почему мы должны этому верить?  Интересно, что для перехода от палеолитического общества охотников-собирателей к неолитическому, аграрному, обществу,  не потребовались тысячи лет –  переход завершился через несколько поколений. Переход к обществу, в которой мы наконец поймем, что значит быть человеком и как надо жить рядом с другими особями, взаимовыгодным и счастливым образом, вполне реален; людям просто надо понять, что данное общество порочно и не может далее продолжаться.  Я повторяю –  дело не в людях, а в модели, которую мы выбрали.

В момент, когда я пишу, по радио сообщают короткую информацию о том, что по данным ученых  две трети кораллов австралийского Большого Барьерного рифа разрушены – они обесцветились и погибли из-за роста температуры. За этим быстро идут спортивные новости, после чего,  вероятно, эту новость о рифе быстро забудут.  Как только чудеса этого мира окажутся забытыми,   может быть они перестанут для нас что-либо значить?  Я никогда не видел кораллового рифа, но очень хочу, чтобы он оставался живым; хочу также, чтобы оставался луг с дикими цветами, слоны, пчелы, бабочки и многие, многие формы жизни, которым угрожает вымирание.

Представьте на минуту палеолитического охотника; он голоден, его чувства обострены до  предела,  он смотрит на ландшафт, нетронутый человеческой деятельностью:  реки кишат рыбой,  вокруг невероятное число птиц и животных,  воздух чист и наполнен запахом цветов –  для него это нормальное окружение.  Переживает ли он по поводу прошлого или будущего? Не думаю.  Наша реальность другая, но у меня вопрос;  если бы мы никогда не слышали коростеля, не видели стаи чибисов,  сожалели бы мы об их исчезновении?  Будут ли молодые люди, прикованные к экранам компьютеров, социальным массмедиа и занятые своей личностью,  переживать о коралловых рифах или исчезновении бабочек?  Нужны ли они им? То, что они испытывают, для них нормально.  Но я расстроен, очень расстроен тем, что наши чувства  атрофируются и красота жизни отступает и;  в конце концов, уйдет за гороизонт, и мы не сможем ее возродить.

Мне очень повезло, я смог проводить много времени в отдаленных местах, преимущественно в Арктике.  Я жил рядом с инуитами, –  в некотором отношении  с культурой охотников-собирателей – и благодаря им ощутил важность связи с землей и животными;  более того (и это приходит только после длительного периода), я понял, что люди просто  щепочки на фоне огромного нетронутого пространства истинной дикости.

Длительные странствия через дикие места позволяют человеку испытать другой уровень сознания, который в ‘нормальной’ жизни, не достигается.  Несколько лет назад я осуществил 400-мильный поход через громадный гренландский ледник.  Я тянул за собой нагруженные едой, палаткой и топливом, санки,  но ничего для развлечения.  Я шел с товарищем.

После 40 дней тяжелого  перехода через бесконечные ледовые поля, горы и провалы,  я увидел фьорды и горы западного побережья;  к этому времени у нас уже не осталось еды и я познал чувство голода.  Когда лед закончился и мы вступили на каменистую арктическую почву,  там, где ледовый покров встречается с ‘землей’,  я почувствовал сильное притяжение и чувство ‘единства’ с неприветливым окружением, в котором оказался –  каким-то образом оно было связано с моим внутренним я;  я чувствовал, что привязан к ландшафту, освобожден, вижу свое окружение глазами дикого животного.  Это было замечательное чувство, которое, к сожалению,  испарилось, как только  мы достигли маленького городка на западном побережье.

Позже я почувствовал, что эта сильная связь с природой, окружением и ландшафтом должна быть естественной для ранних культур охотников-собирателей, и они не особенно задумывались об этом.  Современное состояние человечества, особенно в западном мире, не дает такой возможности и практически не допускает близкое общение с природой и природным окружением.  Тот факт, что красота, восхищение, счастье и понимание своей глубокой человечности могут быть доступны без какой-либо «платы», просто путем сближения с миром, не сочетается с рыночными силами или компаниями, пытающимися продать нам счастье через потребление.

Наше общество достигло той точки, которую ученые описывают как начало новой эры - антропоцена.  Геологическая страта в настоящее время находится под воздействием пластмасс, бетона и радионуклидов. Прибавьте к этому рост производства углерода, и вы поймете, что человеческие существа успешно и безжалостно уничтожают сегодня свою питательную среду.  Общество достигло такого состояния, когда большинство людей, не по своей воле, оборвали связи с природой и окружающей средой. Почему мы не видим массовые протесты по всему миру против общества, ведущего нас за руку, к опасному и безвозвратно погубленному существованию?

Меня, как скульптора, эти вопросы и страхи постоянно бомбардируют, подсознательно или даже сознательно ведут моим резцом и глиной. Мои предпочтительные материалы– камень, металл и глина– строительные материалы– огонь и молоток – также, кажется, добавляют нечто от земли. Мне повезло, и я ощутил интимный контакт с красотой этого мира, но иногда мне кажется, что я кричу людям об опасности через звуконепроницаемое стекло.  Я занимаюсь скульптурой, потому что радуюсь трехмерному измерению, но и потому, что  таким образом лучше всего выражаю свои внутренние чувства и опасения по поводу людей, занятых собой и не видящих невосполнимый урон, который они наносят вещам.

Мои самые последние работы направлены на то, чтобы лучше понять и исследовать наше прошлое, наше отношение с самим временем.  Меня интересует, насколько ошибочно мы представляем себя как неуничтожимые особи.  Три фигуры, созданные под общим названием ‘Anthropocene’, формируют более общую серию работ,  предназначенную не для просмотра, а для ландшафта, или даже как ‘невидимые’. Они собираются и устанавливаются в отдаленных, часто горных массивах или прериях, и там остаются.  Мне все равно, увидят их или нет;  если их увидят, то лучше смотреть на них издали. Хотя фигуры в три раза больше человека, и вблизи кажутся монументальными, они быстро становятся незначительными, даже невидимыми, как только отойти на приличное расстояние.

Я пытался воплотить в фигуру чувство силы, грусти или меланхолию.  Я хотел, чтобы они отражали темную индустрию, а также исключительную уязвимость человека.

В своей последней книге Великое помешательство (The Great Derangement),  Амитав Гхош исследует неспособность литературы и политики понять всю чудовищность ожидающей нас катастрофы,  и вопросы, с которыми будущие поколения могут к нам обратиться.  Я чувствую, что художники должны работать с невыразимым,  используя свои внутренние средства  выражения, которыми обладает лишь искусство. Климатические  перемены, война, загрязнение, голод и искажение лица планеты – это все симптом того, как организовано общество; пока люди не поймут, что система, основанная на росте и профите, и в конечном счете саморазрушительна, у нас будет продолжаться  ‘business as usual’.

 

© Copyright: Виктор Постников, 2017
Свидетельство о публикации №217061501062