Зура Итсмиолорд
Молоденькая девушка стоит у окна. Деревья скинули свои последние наряды, абсолютно не стесняясь своей наготы. В окнах соседних домов слабо мерцает огонек. Редкие прохожие прячутся от плача неба под черными зонтами. Камила забирает с подоконника подсвечник и переносит его на стол. Грусть накатывает волной, и глазам становится больно от попытки сдержать слезы. Дождик начинает реветь, чтобы его пожалели. Камила плотно закрывает форточку и отходит от окна. Сгорбившаяся свечка доживает свои последние часы. С тех пор, как умерла бабушка, прошло четырнадцать лет. И Камила научилась распознавать дождик. Покойная бабушка рассказывала, что у дождика, как и у человека, бывает настроение, сила и желание. - Мама, сегодня моя ласточка не прилетала. Может, она уже улетела на юг? - Все может быть. Тоска съедает меня, - ответила женщина и прикусила нижнюю губу, чтобы не заплакать. В этот момент тихо постучали по стеклу оконной рамы. - Ой, мама. Вот она прилетела, - вскрикнула девушка, отодвигая штору. Птица покрутила головкой. Взлетела. Сделала круг и улетела. А Камила унеслась мыслями в прошлое. Под крышей полуразрушенного навеса ласточки свили гнездо и вывели птенцов. Худощавая маленькая женщина месила тесто для лепешек с творогом, когда четырехлетняя Камила заметила выпавшего из гнезда птенца. - Мама, птичка выпала из домика, - заплакала малышка, показывая рукой на лежащего на бетонном полу красного неоперившегося птенца. - Жив еще? - спросила мама, вытирая руки от муки. Камила нагнулась и подняла птенца. Он был еще теплый. Пара ласточек тревожно кружилась под навесом, а несколько птенцов жадно раскрывая рты пищали, что есть мочи. - Мамочка, давай положим его на место. - Как же достать до гнезда? Подвину стол к стене. И со стола достану. Зачем она положила мертвого птенца в гнездо, женщина сама не знала. Не успела оттащить стол, как ласточки выбросили из гнезда мертвое тело детеныша. - Мама, он опять упал, - закричала Камила и снова подняла птенца. - Доченька, он никогда не будет летать. - Ну и пусть не летает. Я ведь тоже не летаю. - У него никогда не появятся крылышки. - И пусть у него не появятся крылышки. У него есть ножки, он будет ходить. - Он не превратится в ласточку и не будет нас радовать. - Пусть он не станет ласточкой. Пусть останется малышом, - держа в ладошках едва теплое существо, ребенок плакал, не принимая доводы мамы. Женщина присела на табуретку и закашляла. Такие приступы кашля мучили ее уже несколько месяцев. Четыре месяца, проведенные в сыром подвале в первую военную компанию отозвались тяжелой формой туберкулеза. Уберечь двухмесячного грудного малыша не смогли. И через месяц ребенок умер. Вслед за ним куда-то пропал папа. Мама плакала и не брала на руки малышку, когда бледная Камила тянула свои худощавые ручки в надежде на ласку. Бабушка долго объясняла внучке, что папа ушел к братику, которого хотел проводить на небеса. - Бабулечка, а там им хорошо? - спрашивала внучка. - Родненькая, лучше, чем нам здесь, - бабушка гладила внучку по головке, прижимая к себе. - Бабулечка, а почему мы не можем пойти к ним. Хотя бы в гости? - продолжала свой допрос Камила. - Если раз пройти врата неба, то они закрываются и исчезают. Оттуда еще никто не вернулся. Туда есть вход, а обратной дороги нет, - как могла старушка пыталась ответить на вопросы малышки. - Тогда почему ты с мамой плачешь? Если им хорошо, то и плакать не надо, - тянула девочка руки к влажным глазам бабушки. - Это я от тоски, родненькая. Помогаю небу очистить землю. Дождик моет дома, дороги, деревья, травку. А мы с мамой моем души, очищаемся от тоски. Седые непослушные волосы выбивались из-под платка бабушки. Зеленые глаза тускнели, когда из них начинали сбегать ручейки слез. Не могла старушка объяснить ребенку, что папа погиб от пуль летчика, который сбросил ракеты над кладбищем и в упор расстрелял несколько человек, хоронивших малыша. - Выброси ты его в мусорное ведро, - сказал семилетний Мурад, когда увидел в руках соседки птенца. - Нет, он будет жить у меня, - бантиком надув губки, ответила Камила и прикрыла птенца другой ладошкой. - Глупая ты. Он умер. И его надо выбросить. - Как это умер? Что значит «умер»? - удивленно спросила девочка. - Мой папа умер, твой тоже. И еще много людей умерло. - Неправда. Мой папа не умер. Он ушел к моему братику на небо. И он все видит и слышит. Им там хорошо. - А моему папе не было хорошо. Я видел, как он умирал. Я плакал, потому что не мог ему помочь. Люди бегали, толкались, кричали. Вертолеты улетели. Потом нас забрали. И папу похоронили вон на том кладбище. Я даже знаю, где его могила. - И твой папа нас не слышит? - Нет, конечно. Теперь я - в семье главный. Так мама говорит. Давай мы с тобой похороним птичку. Выкопаем яму, завернем ее в тряпочку, зароем и поставим камень. У тебя есть носовой платок? - Нет. Я всегда забываю его. Если честно, то не люблю, когда чистят мне носик. Больно бывает. - Тогда завернем в мой. Я им не пользуюсь. Мурад расстелил носовой платочек на землю. Камила положила птенца и, завернув его, прижала к себе: - Только я понесу его. Мы прямо здесь и похороним его? - Нет. Пока нас никто не видит, давай пойдем на кладбище. Только ты никому не рассказывай, что мы туда ходили, - предупредил Мурад девочку. - Если ты дашь мне кусочек жвачки, - ответила Камила, видя, как смачно тот жует резинку.
Дойдя до кладбища, дети заметили взрослых, которые ставили какие-то высокие пики вдоль свежих могил. - Детям не место на кладбище. Бегом отсюда домой, - прикрикнул один из них. - Дяденька, мы хотели птичку похоронить, - робко сказал Мурад и посмотрел на Камилу. - Вот, - протянула руки девочка. Молодой мужчина с черной короткой бородкой, присел на корточки перед детьми, взял у них сверток с птенцом, что-то прошептал, улыбнулся грустными глазами и привстал. - Похороню. И когда-нибудь она встретит нас у ворот рая. - Это же на небесах? - оживилась Камила. - Да, на небесах. Здесь хоронят тела. А души живут на небесах. Бегите домой. Вас начнут искать. И не приходите сюда больше. - Дяденька, а тебя обнять можно? Я хочу тебе что-то сказать на ушко, - наклонив голову направо, спросила девочка. Мужчина поднял девочку на руки. Она крепко обняла его за шею и спросила: - Чтобы птичка оказалась на небесах, я должна плакать? Бабушка и мама часто плачут, потому что мой папа и братик ушли на небеса. Дяденька, а ты, почему плачешь? По красивому мужскому лицу текли слезы. И вовсе не скупые. Одной рукой прижал к себе девочку, другой обнял мальчика. Задрав голову, наблюдал за полетом ласточки, которая облетала территорию кладбища. - От тоски. Завидую тем, кого хороню. Война для них кончилась. А для меня она будет длиться, пока жив. Камиле восемнадцать лет. Шума войны нет. Девушка живет с мамой в уютном доме, который стал даже краше, чем был до войны. Ласточки каждый год гнездятся под навесом. Только тоска не покидает их души, и память о войне не умирает.
Устав реветь, мелкий дождь переходит на монотонный плач от тоски.
|