 Юрий САВРАНСКИЙ
Мальчик не мог заснуть. То ли по недоразумению, то ли по недосмотру,
так или иначе — он остался в палате один. В другую его так и не
перевели. Ну как вы думаете, заснет ли он в пустой палате один на Новый
Год, если ему еще только семь лет, и если он в чужом городе, совсем
один в этой больнице? Не заснет. Потому что, во-первых, страшно одному,
во-вторых потому что он один на праздник. И потому что положено маму,
папу, елочку и мандарины. Хотелось бы. Мальчик устал ворочаться в
постели, он встает, скидывает одеяло, и подходит к окну. Приподнимает
голову над подоконником, смотрит в ночь. Ночь не темна. Большой
красивый город, цветные полосы дорог, огоньки, светящиеся окна домов —
но все вдалеке. Город встречает Новый Год. 1988 от его рождества. А
ведь да! Мальчику говорили, что бог помогает хорошим детям. Мальчик
зовет его, и просит помочь. То ли по недоразумению, то ли по
недосмотру, так или иначе — бога не было на месте. Я так понимаю, он
просто вышел купить сигарет в ларьке, но по дороге встретил своего
приятеля — дьявола, они зашли в кафе, заказали бутылку джина, и до утра
болтали о Вильгельме Райхе. А мальчик подумал, что бога просто нет,
откуда ему было знать. Поэтому он очень удивился, ему в голову не
приходило, что его могли обмануть. Мальчик заплакал.
Лунный свет
на светлые тонкие кудри. Или не было луны? Вспомнит ли он? И вообще,
какое будущее его ждет, если ему все-таки отменят операцию, если он
просто перемучается несколько лет, и болезнь все-таки пройдет? Если
хотя бы тут врачи не сделают ошибки?
- В грязном подъезде, сидя на бетонном полу, с сигаретой в зубах, он
будет искать дрожащей рукой последнюю убегающую вену? Поймав контроль
оскалится, и с радостью выпустит хмурый в свое гнилое уже тело?
- Станет фрезеровщиком, и каждый день, выпив после бани пива со своей
бригадой, будет спешить к своей жене, которая целыми днями на работе
сводит баланс по плану счетов?
- Его ждет всемирная известность, премии, слава и обожание миллионов умников, считающих его отцом какого-то нового -изма?
Да кто знает? И мальчик не знает. Да и неважно это, будущее еще не
наступило, и каким оно будет — то скрыто. Мальчик очень жалеет, что
нельзя включать свет, иначе прибегут медсестры и начнут ругаться. Он бы
почитал свою книжку о муми-троллях. О том, как Снифф подавился
лимонадом, или о том, как Снусмумрик рассказывает о хвостатых звездах.
Жаль, что нельзя. Мальчику захотелось в туалет. Он открывает дверь и
старается незаметно проскользнуть по коридору. Медсестры смеются на
посту, спирт хоть и разбавленный, но зато чистый, медицинский. Ах
слово-то какое хорошее. Ме-ди-цин-ский. Ты почему не спишь? -
спрашивает мальчика медсестра. - Я в туалет, - отвечает мальчик. Пять
минут света. И снова в темную палату. Тянет сердце. Грустно. Тоскливо.
Главное, не болит животик! Мальчик каждый день мучается от сильной
боли. А сейчас не болит. Просто — грустно, тоскливо.
Завтра ему нужно будет снова глотать эту резиновую трубку. Эту длинную
змейку. Мальчик всей душой ненавидит слово зондирование.
Зон-ди-ро-ва-ние. Есть японский эндоскоп, он толстый, черный и ужасный.
Зато его глотаешь только на пять минут! А есть наш, советский, он
оранжевый, тонкий и длинный. Сначала его глотаешь, а потом через часик,
начинаешь каждые пять минут запихивать его чуть глубже, по сантиметру.
На нем есть меточки. Когда дойдешь до последней, ложишься на бочок, и
твой желудочный сок берут в пробирочки. К уколам мальчик уже привык, и
капельниц тоже не боится. А вот змею глотать он не хочет. Сыграть бы с
кем в шахматы... В детской комнате они есть, но она закрыта, там даже
игрушки уже спят и им снятся их игрушечные сны. Вилочка на ферзя.
Гарде. А еще у него в тумбочке есть тоненькие капельничные трубки. Все
дети тут делают из них такие игрушки, сплетают из этих трубочек — кто
зайчиков, кто совушек, кто кошечек. А у него лучше всего выходят рыбки.
Мальчик доволен, он недавно подарил такую замечательную рыбку девочке
Оле. Он вообще восхищался девочкой Олей за то, что она умеет глотать
эти проклятые зонды, и при этом еще и улыбается. Когда он подарил ей
рыбку, она его чмокнула в щечку. Мальчику становится радостно. А потом
Оле сделали операцию, и сразу выписали. Жаль, он не успел сказать ей
«до свидания», и чмокнуть ее в щечку. Мальчик не знал, что так не
бывает, чтобы кого-то выписали сразу после операции. Но зачем врачам
было расстраивать мальчика? Этой рыбкой уже никто не будет играться.
Интересно, что сказала бы сама рыбка. Но рыбки молчат, они не умеют
говорить. Много таких рыбок. Слишком много. Некому с ними играться.
Зато на небе все больше звезд, а значит больше света.
Мальчик не находит себе места. Цепкие когти сосен за окном. Мост.
Площадка с качелями. Ему хочется покачаться на качелях, хочется
морковного сока, который принесет ему бабушка, когда приедет. Хочется,
чтобы мальчики, которые вернутся завтра, не стали над ним издеваться
как всегда. Чтобы они не били его, не дергали за ушки, не заставляли
катать их на спине. Мало ли что ему хочется. За окном холодно, падают
ленивые снежинки. Мальчик замер. Рассеянным сонным взглядом он смотрит
в темную пустоту. Она черная, потому что ему кажется что все огоньки
погасли. Он не видит даже снежинок. Интересно, сколько сейчас времени?
Десять, двенадцать, час? В конце концов, это уже новый год, или еще
старый? Мальчик еще не знает, что время остановилось. Откуда ему знать,
что когда ты остаешься один в мире, то время сделать некому, и поэтому
оно стоит на месте? Все слова, которые он повторял про себя, шепотом,
закончились. Стало тихо внутри. Тишина, которая была до рождения.
Тишина, которая будет после смерти. Мальчик дышит. Вдох — выдох. Спи,
зайчик, завтра будет новый день. Мальчик идет к своей коечке, и
закутывается в одеяло. Лежит, замер, уткнулся в подушку. Можно он
сейчас немножко поплачет? Поплачет, и уснет. И пусть ему снится
долгий-долгий сон, о том, как с утра он просыпается, идет на завтрак
кушать манную кашу, потом ему возьмут кровь из вены, сделают уколы,
поставят капельницу, и все закружится, и жизнь снова будет бить ключом.
Потом ему приснится еще много чего, целые годы интересных событий.
Приснится боль и приснится радость, приснится ненависть и приснится
любовь, приснятся падения и взлеты. Целая жизнь. Чуть позже он забудет,
что все эти годы ему просто снятся. Ушла бессонница. Теперь можно
спать, видеть эти необычные пестрые сны. Так он и спит до сих пор. Так
они и спят все, такие мальчики в своих палатах. Мне немножечко стыдно,
что я пишу о нем. В конце концов, я просто ему снюсь! Только бы не
разбудить... тихо, тихо. Смотрите как мило он улыбается во сне! Вы уж
меня простите. Вы же простите меня за то, что я рассказал вам о нем?
Ладно, Юрочка, спи, я буду сниться тебе. Не будет больше бессонницы.
Хороший...
31.12.1987 — 27.06.2009
|
0
