В феврале 1960 года я возвращался домой из Лесотехнического института, где учился на втором курсе факультета электроники. Войдя в вагон загорского поезда, я сел на второй скамье от входа и через три ряда сидений, с другой стороны поезда, увидел полного, пожилого мужчину, лицо которого сразу и целиком завладело мною. Дотоле подобных лиц мне встречать не доводилось: с полной достоверностью оно свидетельствовало о беспредельном величии духа его владельца. Одного этого было достаточно, чтобы пойти за явлением хоть на край света. А ведь, кроме того, лицо отражало богатейшее знание жизни – как в пространстве, так и во времени. И потому, опережая дальнейшее любование необычайной красотой человека, я принял железное решение: во что бы то ни стало познакомиться. Но когда поезд прогромыхал по мосту над Учой, я понял: пассажир поедет дальше. Поборов смущение, я подошел к нему: – Извинимте, но мне очень хотелось бы с вами познакомиться. Взглянув на меня чуть прищуренным, но отнюдь не удивленным взглядом, пассажир сказал: – Я вижу, вам надо выходить. Тогда я сойду с вами, а поеду следующим поездом. Илья Александрович – так звали пассажира – просчитался: загорские поезда на станции Пушкино проходили один за другим, а мы все говорили и говорили… А вот о чем? Память молчит, как партизан. Твердо знаю только одно: никакими интересными для пожилого человека знаниями я не обладал. Что же удерживало Илью Александровича от того, чтобы прекратить разговор и поехать к какому-то своему знакомому на дачу в Хотьково? Объяснение тут может быть только одно: есть люди, нуждающиеся в Учениках, и я давал Илье Александровичу надежду оказаться таким Учеником. И эту его надежду я оправдал вполне. …Мы прообщались на станции битых два часа! Для каждого из нас, одного – еще юноши, другого – уже готовящегося в мир иной, эта встреча была восходом солнца – вечного и незаходящего. С тех пор раз в месяц мы встречались для задушевных бесед в «стоячке» ресторана «Прага». Угощал всегда он, поскольку я, живший лишь на одну стипендию, еле сводил концы с концами… Конечно, более всего мы говорили о вечных ценностях: любви и тяге к безграничному совершенству. Человеку даны безграничные возможности для строительства красоты во всем, и он обязан реализовать их до конца. Душа, интеллект, чувства, человеческие отношения, искусственный мир, природа – все это можно улучшать безгранично. Илья Александрович учил меня искусству жить бесконфликтно с окружающими. Осторожно он вводил меня и в мир политики. От него я узнал о расстреле рабочей демонстрации в Новочеркасске, а также о скрываемых официозом масштабе сталинского террора. Его любимым писателем был С.Моэм. К нему он приручил и меня. Это была по существу моя первая в жизни художественная литература, с которой я столкнулся… Несколько раз он приглашал меня, как он говорил, к своим подругам на Никитской. Сдается мне, что одна из «подруг» была Анна Ахматова. Но тогда по невежеству я этого знать не мог. У Ильи Александровича в Ленинграде была дочь, с которой у него, как мне показалось, были не самые теплые отношения. И не странно ли, что за три года нашего общения мы практически ничего не говорили о личном.
...На одну из встреч Учитель не пришел, а был он человеком в высшей степени точным и обязательным. Где он жил, я не знал. А место и час наших встреч всегда назначал он. Спустя несколько лет кто-то мне сказал, что в пятидесятых годах он якобы работал в редакции журнала «Биология»… А спустя десятилетия открылся удивительный феномен: оказывается, Учитель не умирает – его душа переселяется… в Ученика! Да вот вопрос: а кому это интересно?..
0
