При максимальном обобщении существуют два типа поведения человека.

Первый – все для себя (и для своей семьи), и в этом случае каждое действие человека подчинено (без исключения) принципу максимальной эффективности.   

Второй – значительную часть своего труда человек посвящает обществу. Масштаб общества может сильно варьировать – от круга друзей и соседей до народа своей страны, а то и человечества в целом. Степень самопожертвования тоже может колебаться в широких пределах – от чисто информационной помощи до принесения в жертву своей жизни.

Указанные два типа поведения определяют собою две базовых общественных идеологии – условно и ал­ле­го­рически говоря, капиталистическую и коммунистическую, – и, соответственно, два типа организации личной и общественной жизни – капитализм и коммунизм.

Капитализм и коммунизм соотносятся друг с другом в первую очередь так же, как порядок и настроение (душа, чувства), или как бизнесмен и интеллигент; во вторую очередь – как сред­ст­во и цель (вернее, са­мо­цель), или как идея или прин­цип и реальный человек; в третью – как производство и потребление, или как несвободное и свободное время. А главный целевой, прагматический, управленческий, философский вопрос состоит в сознательном или бессознательном принятии каждым человеком решения (пожалуй, самого высокого управленческого уровня): во имя кого я живу – себя и своих близких или же во имя рода человеческого?

В несколько иной формулировке этот вопрос звучит так: быть ли только капиталистом или только коммунистом или же в какой-то пропорции как-то совместить в себе оба этих качества?

Увы, рядовой человек чаще всего выбирает между двумя крайностями. И если он настроился на капитализм, то чувства и сострадание отходят на дальний план. А уж если он настроился на коммунизм, то быть капиталистом даже на час-два в день он считает в высшей степени безнравственным.

Искренние коммунисты – люди душевно и чувственно богатые, краси­вые. Но чем коммунист душевнее, тем менее он способен к высокоэффективному труду и к управлению.

А капиталисты, напротив, склонны любить порядок, высокий уровень организации и в производстве, и в быту. Но по инерции жесткость и строгость экономической деятельности они переносят и в сферу потребления, в досуг, который, по идее, является самоцелью. Поэтому они черствы и отрешены от задушевной эстетики (не считая, разумеется, "эстетики" экономического могущества).

Любой принцип является самоцелью: человек всеми силами (иначе это не принципы) заставляет обстоятельства соответствовать принципам. Лишь у некоторых людей над всеми принципами стоит сверхпринцип: если следование какому-либо принципу наносит ущерб «законным» интересам других людей, то принципом следует пожертвовать. Не этих ли людей следует считать внутренне свободными?..

Но вернусь к главному вопросу этой главы: так кем же мне быть – коммунистом или капиталистом?

Мы уже выяснили, что обе крайние позиции порочны. Невозможно и их сочетание в одних и тех же обстоятельствах (и в одно и то же время). Если хорошо организованное дело (в частности, экономический процесс), цель и средства которого не противоречат высокой нравственности, не оградить от мешающей чувственности, от панибратства в отношениях с коллегами, от коммунистической системы распределения коллективного дохода, то дело рушится.

С другой стороны, если строгость и формальность экономических отношений внедрить и во внеэкономическую сферу, то она (за пределами основного) превращается во второе производство. То есть в этом случае люди работают с утра до вечера, не имея ни малейшей возможности для проявления свободного, непринужденного потребительского волеизъявления.  И производство (нетворческое производство, средство) становится самоцелью без более высокой конечной цели. И абсурд налицо.

Следовательно, парадокс может разрешиться только таким образом: необходимая работа должна быть организована по-капиталистически (при этом затраты на расширение производства не должны считаться чистым, конечным доходом), а свободные материальные ресурсы и время должны тратиться по-коммунистически: деньги зарабатывать по-капиалистически, а чистый доход (за вычетом необходимых трат) расходовать уже по-коммунистически – не пытаясь оправдать траты и не соизмерять выгоду и ущерб от дарения.

Уметь вести себя двояко, особенно в современном обществе, – дело нелегкое. Но это единственный способ, который позволяет и иметь человеческое достоинство, и не ставить его под удар обстоятельств.

К этой теме примыкает и вопрос: какова общественная ценность человека, его значимость для человечества?

Понятно, что ценность обывателя-эгоиста может определиться только после его смерти – по величине ценности, оставленного потомкам. Малая ценность – это его дети и наследство для них. Большая ценность – это то, что человек оставляет обществу, человечеству. Приведу два примера.

1. Одна не достанется. (Кстати, интересный пример того, что человек может потребить, причем необратимо (!), ценность любой величины!) Ну и какова общественная ценность этой актрисы? Сколько дала – столько взяла и полностью проела!..

2. Известный меценат П.М.Третьяков потратил огромные средства на приобретение картин, которые он передал в дар обществу. Нередко он покупал картины у талантливых, но совершенно безхозяйственных художников. Продав картину, художник получал за нее денежный эквивалент (!). Проев эти деньги, художник, очевидно, уже не мог на эту сумму что-либо наследовать ни своим детям, ни обществу. Спрашивается: кто же осчастливил человечество: художник, «проевший» свое богатство, или П.Я.Третьяков, подаривший несметные сокровища обществу в ДАР? А ведь Третьяков мог бы свое богатство проесть и не купить у художников их картины, а те, не имея заработка, были бы не в состоянии писать следующие картины...