Явление отчуждения, пожулуй, самое мистическое в научной модели человека, и потому попытаемся вскрыть его механизм. Но предварительно я хотел бы остановиться на уяснении категории модальность (в языкознании), с которой отчуждение связано самым тесным образом.

Модальность выражает «отношение говорящего к содержанию высказывания, целевую установку речи, отношение содержания высказывания к действительности. Модальность может иметь значение утверждения, приказания, пожелания, допущения, достоверности, ирреальности и др.» (см. БСЭ). Двадцать один тип модальностей рассмотрены в 10-й главе («Цель выдачи информации») Z-мира.

Модальность представляет собою удивительный феномен: она не есть информация, но, тем не менее, без нее информация лишена смысла: ее нельзя использовать ни для чего! Любая же настоящая информация предназначена ДЛЯ дела, в крайнем случае – для развлечения. Таким образом, любая информация, любое высказывание подобно висящему на стене заряженному ружью, которая рано или поздно выстрелит – иногда даже БЕЗ помощи человека…

И еще несколько слов о модальности. Думается мне, что модальность – это не отношение говорящего к содержанию высказывания, а ВОЛЯ говорящего в отношении другого субъекта, проявленная и выраженная через высказывание. А после отчуждения высказывания эта воля обретает форму активного ДУХА. Так, поведением значительной части людей управляет не примитивное содержание высказывания «Не убий!», а невидимый дух, находящийся где-то между букв («между строк») этого высказывания.

***

Если для удовлетворения той или иной потребности требуется регулярное или периодическое производство, то человек может продолжить или возобновить производство, – не  дожидаясь, пока потребность в данном продукте обострится. Но так как будущая потребность (как абстрактный образ) не обязательно совпадает с реальной сиюминутной потребностью, то теснота, непосредственность связи между потребностью в будущем и сегодняшним объемом производства слабеет. И может оказаться так, что через некоторое время потребность вообще исчезнет, а производство продукта будет продолжаться. Цель «произвести» превращается в псевдоцель: «надо производить»! Происходит отчуждение цели: человек подчиняется цели, которая ему, а то и вообще кому бы то ни было, уже не нужна.

Если какая-либо цель на всем пути ее реализации не привязывается к каким-то конкретным конечным потребностям, то такую цель мы будем называть установкой. Явление установки чрезвычайно широко распространено. Люди реализуют массу целей, не понимая ясно, для чего это в конечном счете. Попробуйте от каждого (даже самого маленького) своего действия провести логическую цепочку средство–цель–средство–цель... до какой-то своей конечной цели, и вы почти наверняка обнаружите, что совершаете массу действий, не понимая, для чего в конце концов. А если, тем не менее, поймете, то выясните все свои конечные цели – так сказать, свой "духовный паспорт". Что в нем будет записано?..

 Установки могут внедриться в сознание человека и внешним путем – через педагога или управляющего (любого ранга): надо делать то-то и то-то! Установки могут передаваться (навязываться) из поколения в поколение. Это явление называется традицией. Традиции живучи: несмотря на очевидную абсурдность многих из них, люди тратят уйму сил на их соблюдение. Но самое нелепое и страшное: испорченное ложными целями и знаниями сознание подростка очень трудно исправить относительно истинным знанием. А переделать, переубедить, перевоспитать взрослого человека и вовсе почти невозможно. (Из этого, кстати, следует, что любое принудительное преобразование общества, на что претендуют почти все политики, обречено на неудачу.)

 Существует, однако, сфера, где явление отчуждения играет катастрофическую роль для судьбы всего человечества. Это – политическая власть. Если учесть, что к власти прорываются в абсолютном большинстве люди хоть и энергичные, но безнравственные и интеллектуально ограниченные, то государственные законы в общем случае не могут быть достаточно разумными и гуманными. Любой закон принимается прежде всего в интересах власти (а они почти всегда сугубо корыстные и примитивные). И лишь благодаря конкуренции властолюбцев многие законы хоть как-то работают.

 Мафиозная суть власти в любом современном государстве нагляднее всего проявляется в правилах автомобильного движения. Эти правила придумываются людьми, которые имеют возможность этим правилам не подчиняться, – и министры, и работники ГАИ имеют право нарушать правила движения как им заблагорассудится (что, заметим, практически не увеличивает опасности лично для них!). И поэтому первоочередное предназначение (с точки зрения властей) правил движения – максимально возможный источник дохода – и для государства, и для министерств, и для службы ГАИ. А чтобы этот доход был максимальным, правила движения должны быть как можно абсурднее: они вынуждают водителей к их частым нарушениям и приводят к большой смертности на дорогах. А чем больше людей гибнет на дорогах, тем больше у государства оснований для ужесточения абсурдных правил, следовательно, тем чаще эти правила будут нарушаться и, в конце концов, тем больше положат в свой карман государство, министры и работники ГАИ.

 С какой виртуозностью и хитростью вводится абсурд в правила движения, видно хотя бы из практики французской ГАИ. Если исходить из задачи безопасности, то опасных перекрестков быть не должно, что достигается примитивным решением: на второстепенных дорогах ставится знак "Стоп!". А что делают во Франции? – этот знак либо не ставится вовсе, либо ставится... на главных дорогах, подходящих к перекрестку. Так, рядом с моим предыдущим домом главная дорога шла с крутым подъемом, и через каждые 50-100 метров стоит знак "Стоп!". По этой главной дороге идет сплошной поток, а реально второстепенные боковые подъезды пусты! И время от времени нервы кого-нибудь из нормальных водителей от тупого абсурда не выдерживают...

 Но воистину бездонной кормушкой для ГАИ является административное ограничение скорости: компьютеризация позволяет полностью автоматизировать молох наказания. Беда же состоит в том, что даже водитель со средним интеллектом не может понять, каким образом государство его одурачивает. А логика абсурда такова: в каждый момент и на каждом участке дороги существуют ДВА противоречащих друг другу ограничения скорости. Одно ограничение устанавливает сам водитель, исходя из требования абсолютной безопасности; при этом он учитывает все опасности (которые меняются и во времени, и в пространстве). Другое, административное, ограничение, которое обычно не учитывает никаких опасностей, устанавливает ГАИ. (Отгадайте с двух раз, какое из двух ограничений обеспечивает бОльшую безопасность?) Следовательно, если административное ограничение ниже водительского, то оно, естественно, нарушает  право человека вести себя безопасно; а если административное ограничение выше водительского, то оно лишено смысла – водитель и без "мудрого" совета власти не рискнет поехать с разрешенной опасной скоростью. Водитель же, который доверяет власти и следует ее совету, в первом случае отказывается от своей ответственности, бдительности и терпит экономический ущерб (а иногда и соглашается на неоказание экстренной помощи), а во втором случае (когда административное ограничение выше водительского) ставит под угрозу и свою жизнь, и жизнь других людей (однако если авария произойдет, то ответственность за нее ни министры, ни работники ГАИ с водителем не разделят!).

 И вот что еще интересно: даже если бы власти действительно заботились о благополучии общества, то и в этом случае любая система правил – как она понимается сегодня – будет противоречить разумной организации общественных отношений. (Так, один из способов борьбы с курением – постепенный переход курящих на все более слабый табак. И если государство было бы действительно озабочено здоровьем населения, то табак с малым содержанием никотина должен стоить дешевле. Но... государство этому препятствует и слабый табак стоит дороже!)

 Сегодняшние системы правил дорожного движения (как и законов вообще) требуют их соблюдения независимо от ситуации. Так подчинение знаку светофора полезно для общества только в том случае, если на перекрестке встречаются хотя бы два автомобиля. Но дорожные правила требуют строго подчиняться указанию светофора и на абсолютно пустом и безопасном перекрестке (например, в чистом поле). В этом случае светофор, предназначенный быть слугой общества, становится его поработителем: не светофор для водителя, но водитель для светофора. И вместо того, чтобы служить обществу, каждый водитель как член этого общества (следовательно, и все общество в целом) вынужден служить светофору, т.е. абсурдному ИДОЛУ.

 Подобной нелепостью напичкана вся законодательная деятельность всех государств мира. И это, замечу, не по причине злого умысла законодателей, а, в первую очередь, из-за непонимания явления отчуждения.

***

Важнейшей сферой, где господствует отчуждение, является язык, содержащий огромное множество разного рода непосредственных и косвенных долженствований (модальностей) – заповедей, пословиц, поговорок и т.д. А базовым отчуждением является грамматика самого языка. Однако язык – не незыблемая система: несмотря на ревнительную охрану его грамматики лингвистами, она развивается и изменяется. Так, русский язык в последние годы претерпел, к сожалению, сильнейшее влияние уголовного жаргона. Сегодня даже интонация русской речи, за редким исключением, стала блатной. Но… уголовный язык ведь обладает способностью настраивать членов общества и на уголовное поведение – согласно отчужденным установкам языка. И это удивительно.

Еще один важный вид отчуждения – религия (точнее, религиозные тексты), почти сплошь состоящая из модальностей. Видя, как она подминает под себя души людей, на ум невольно приходит мысль о неизбежности конца мира…

Наконец, областью отчуждения является также и наука. Получившая признание научная истина, порожденная ученым, начинает странствие в безбрежном эфире отчуждения. При этом она неизбежно должна иметь форму незыблемой догмы – до тех пор, пока не будет опровергнута другой истиной. Правда, строго говоря, это относится лишь к официальной науке мирового сообщества ученых.

Каждая истина обладает модальностью, которая настоятельно требует логического подчинения истине! И это создает определенное противоречие с мнением (с мнением в чистом виде), которое ничего не требует. Мнение создает в научном знании брешь, где жесткое детерминирование отвергается, и тогда возникает возможность для появления в истине сомнения, а вслед за этим и гипотезы, опровергающей истину.

Но чтобы эта цепочка явлений реализовалась в действительности, мнение должно быть независимым, что возможно только при наличии у человека, порождающего мнение, внутренней свободы, НЕ зависимой от каких бы то ни было догм! Проще, легче всего это достигается в пространстве с «плавающей» (вероятностной) истиной (где каждое утверждение истинно с вероятностью между 0 и 1 – см. главу «Критерий истины»).

Вероятностный критерий истины является принципиальным врагом явления отчуждения во всех его формах – управленческой, религиозной, научной, бытовой и т.д. Вообще говоря, вероятностный критерий истины порождает принципиально новый тип мышления, величать (называть) который Z-мышлением я не имею права, поскольку строго логически невозможно доказать, что наличие в мышлении сомнения свидетельствует о его пущем совершенстве или более высоком уровне развития. Получается, что включить или не включить сомнение в процесс своего мышления – это вопрос веры. Однако принятый мышлением принцип сомнения убивает породивший его элемент веры.

В заключение, хочу обратить внимание читателя на то, что явление «отчуждение» проливает свет на природу и механизм явления «информация». Похоже, что в «атоме» (единице) смысловой информации обязательно содержится не имеющий смысла «вирус» модальности, который делает информацию ВЛИЯЮЩЕЙ (через инструменты управления) на физические процессы. Таким образом, информация – это  почти материальное (и уж точно энергетическое) явление.

***

Я закончил главу, но поднятая тема еще долго будет удерживать меня в размышлении: уж очень тонкие и глубокие материи она затрагивает. Кто знает, может, свобода от отчуждения есть пропуск в существование без времени. А в действительности, я свободен от необходимости являться рабом XX-XXI веков – я, можно сказать, живу вне времени или сразу во все времена…