Только человек теперь обладал рациональностью (логосом) и моралью, природа же свелась к иррациональному и аморальному началу. Очевидно, именно в этот период происходит разделение на душу и тело, разум и чувства. Задачей человека стало проникновение в тайны природы и подчинение этих тайн «разуму». В этом корни антропоцентризма (который, по большей части, отсутствует в восточном мировоззрении). Религия целиком осветила эту новую миссию человечества, представив занятие наукой и эксперименты над природой как «богоугодное дело». С этих пор всякая исходящая от природы мистика, магия, поэзия приравнивались к дьявольскому  наваждению. Истина могла исходить только от человека. Блэйк писал[28]:

Пусть Бог удержит нас

От узкого видения и

Ньютонова сна!

Но поэты оказались в меньшинстве. Создатель научного метода Фрэнсис Бэкон с благословления церкви перешел в наступление на природу, провозгласив «Знание – сила». Отныне у природы требовалось «выпытывать ее секреты, и заставлять работать как рабыню» [29]. В этом призыве чувствуется не только антропоцентризм, но и явный мужской шовинизм. (Как это непохоже на преклонение перед женским божеством в тантре или равновесием мужского и женского начал!). Вскоре последовали процессы над язычниками, ведьмами и алхимиками.  Поэты ушли в глухое подполье.

Появление осмысленного протеста против десакрализации и объективации природы в век Просвещения мы видим прежде всего в движении английских романтиков – Китса, Вордсворта, Кольриджа, Шелли и др.  Разрешите процитировать отрывок из Китса, приводимый Мэри Миджли в ее прекрасной книге «Наука и поэзия» [30]:

Не разлетаются ли чары,

В тот момент,

Когда умом холодным их коснутся?

Когда-то в Небе радуга жила:

Мы чувствовали ткань ее вибраций;

Теперь она занесена в разряд

Вполне обычных ситуаций;

Философ ангела распял

И отдал в экспозицию музея;

Все тайны расшифрованы и нет

На свете больше чародеев,

и пряди радуги распущены навек,

и Ламиа – змея, не человек …

                       (Китс, Ламиа, часть 2, строки 229-39)

Здесь надо дать некоторые пояснения. Миджет пишет:

«Китс пересказывает греческую легенду о таинственной женщине Ламии, которая выдает себя за человека, но оказывается змеей и которую разоблачает философ на ее свадебном пиршестве. Затем Китс выходит из канвы повествования и начинает критиковать эту историю как анти-жизнь, как пропаганду против любви и женщин как таковых. В легенде, разумеется, Ламиа изгоняется после разоблачения. Но возникает вопрос: должны ли мы строить жизнь на подобных историях? Можно ли ожидать, что каждая женщина скрывает в себе змею? Можно ли рассматривать алмаз как углерод, а радугу как капельки воды? Китс, конечно, против всего этого. И для этого он придумывает другое окончание легенде. Вместо того, чтобы поблагодарить философа и ретироваться, расстроенный жених умирает с горя»…

Надо признать, что механистическая картина мира, заложенная в век Просвещения, по-прежнему доминирует в обществе; более того, получает неожиданную поддержку благодаря новейшим научным открытиям и технологической революции. Мир по-прежнему огромная машина, существующая для удовлетворения человеческих потребностей, машина, в которой люди  – да и все живое – лишь винтики, работающие по законам физики.   

Попытка исправить ситуацию: холистическая наука

Перекос научного объективного знания, который давно ощутили поэты, стал в наше время особенно опасным. Первыми, кто попытался объединить мысль и чувство, были английские романтики. Они провозгласили: разделение ложно, а понять мысль и чувство можно только придерживаясь срединного начала – воображения. Но это не должна быть отвлеченная и иллюзорная фантазия – напротив, конструктивное видение.  «Поэт, говорил Вордсворт, это человек, который, обладая особой чувствительностью … способен глубоко и долго размышлять… Наши мысли…являются концентрированным выражением всех наших прошлых чувств [31]. Весьма интересны его рассуждения о  синтезе науки и поэзии. Вот что он далее говорит (цитируется по Миджет):

Если усилия людей науки когда-нибудь приведут к материальной революции в нашей жизни и в нашем воображении, поэту больше не придется спать (чем он, по большей части, занимается сегодня): он будет готов пойти по следам человека науки, не только что касается общих косвенных эффектов, но … и приведет чувствительность в центр самой науки.  Самые тонкие открытия химика, ботаника или минералога, составят предмет поэтического искусства, как и любые другие открытия… если только настанет такое время, когда эти вещи для нас, существ умеющих наслаждаться и страдать, станут привычными и доступными. (Там же, с. 939)

Ранее попытку объединить поэтическое и научное видение предпринимали Вольфганг Гете, Камиль Фламмарион, Рабиндранат Тагор, Тейяр де Шарден и некоторые другие великие мыслители. Но современному человеку все труднее следить за достижениями науки (имеющими весьма абстрактный и специализированный характер) и, тем более, за техническим развитием. Трудно назвать мыслителя современности, который способен взяться за поистине сверхчеловеческий труд научно-поэтического осмысления мира. В этой связи замечу, однако, что попытки синтеза западной науки и восточной философии не прекращаются. [32]

Современный мир

Наш мир невероятно усложнился ввиду нескольких ситуаций, возникших практически в одно и то же время: загрязнение среды, потеря биоразнообразия, катастрофический рост населения и убывание природных ресурсов. Тяжесть и неразрешимость многих проблем приводит к опасному затемнению разума. Люди все меньше полагаются на проверенные временем «человеческие» решения. Все чаще ставка делается на технику, на то, что «ученые что-нибудь да придумают». Но грозящая катастрофа может быть отведена лишь за счет роста сознания критической массы людей. 

В этот решающий момент обращение к духовным истокам – единственный выход для человечества. Необходимо вернуться на дорогу, где поэзия, мораль и знание идут взявшись за руки.

На протяжении своей истории человечество пыталось ускорить эволюцию сознания с помощью религии, науки, психологических методов, социальной революции и даже сомнительной медицины (евгеника).  

В настоящее время некоторые ученые серьезно рассматривают  создание «искусственного интеллекта» как   решение  проблем человека. Однако такое решение нельзя признать приемлемым (или даже возможным). Трудно представить себе, что все психические элементы человека (такие как любовь, совесть, поэзия, ненависть и т.п.)  можно воплотить на техническом уровне. Кроме того, психика человека неразрывно связана со всем окружающим ее миром, с человеческим опытом,  и находится в процессе непрерывного изменения; ее характеристики далеко не изучены. Поэтому вряд ли можно рассчитывать на ее воплощение в некоем техническом устройстве. 

Несмотря на то, что разум развивается под воздействием науки и техники, такое развитие в настоящее время  имеет явный перекос, хотя бы потому, что выводы науки об окружающем мире и человеке становятся все более противоречивыми и недостижимыми для больших масс людей (а, значит, опасными для всего человечества и других существ).

Ниже мы укажем на некоторые теории и методы, отчасти заимствованные из восточной философии, и позволяющие расширить человеческое сознание западного человека.

Психоанализ

Психические нарушения существенно затрудняют эволюцию сознания. Первым, кто глубоко исследовал расстройства человеческой психики и попытался ее структурировать, был основатель психоанализа Зигмунд Фрейд. Однако его исследования не пошли далее психотерапии. Дальнейшую работу по структурированию коллективного сознания и подсознания проводил Карл Густав Юнг [33]. Он же занимался поисками выхода из эволюционных тупиков. Для Юнга глубинные слои подсознания содержат память обо всем прошлом человечества (и даже дочеловеческий опыт) и поэтому имеют колоссальное значение  для выживаемости нашего вида. К сожалению, его работы до последнего времени дискредитируются официальной наукой из-за их якобы «мистицизма» [34].

Трансперсональная  психология

Дальнейшее изучение человеческой психики, и в частности, возможности ее выхода за пределы обыденного состояния, проводилось Станиславом Грофом [35] и другими; он же ввел понятие «трансперсональной психологии», граничащей с религиозным опытом. Основная идея, стоящая за данной психологией, состоит в том, что психику человека нельзя рассматривать изолированной от мира, так же как нельзя представить организм в виде набора отдельных частей. Фрагментарность реальности рассматривается не только как главное препятствие для ее понимания, но и как главная причина психических расстройств. С этой точки зрения, отделение тела от души, и далее индивидуума от окружающего мира представляют собой коллективное психическое заболевание большинства людей западной культуры.

Кен Уилбер предпринял смелую попытку объединить несколько различных психологических теорий Запада и Востока с целью создать интегративную психологию.         [36]. В его подходе выделены несколько уровней (этапов) самосознания, начиная от сверхсознания (космического сознания) до узкого эго индивидуума. Уилбер различает четыре главных уровня сознания (со множеством оттенков и переходов), а именно: уровень эго, биосоциальный уровень, экзистенциальный уровень и трансперсональный уровень.

На эго-уровне человек отождествляет себя не со всем организмом, а только с некоторыми ментальными его характеристиками. Этот тип сознания хорошо описал Фрейд. 

Биосоциальный тип сознания отражает социальную среду, в которой находится человек – его семейные связи, культурные традиции, верования и т.п. Как правило, они являются подавляющими и формируют сознание такого человека.

Экзистенциальный уровень характеризуется пониманием единства тела и души как единой организующей системы. Этим типом сознания занимается гуманистическая психология (в частности, экзистенциализм). На этом уровне дуализм тела и души преодолен, однако остается дуализм субъект-объект, я-другие, жизнь-смерть и т.д.

Трансперсональный опыт расширяет сознание и преодолевает указанный выше дуализм. Сознание человека выходит за рамки организма как такового и достигает космического уровня. На этом уровне превалирует коллективное бессознательное.  Вступает в силу психология Юнга. Данный уровень превосходит  логический анализ, поскольку наступает прямое мистическое познание реальности.