Особняк.

В.Нагда.

По причине преклонного возраста особняк старался не вникать в перипетии страстей и дрязг, то и дело возникающих у его стен. Вся нынешняя суета, возня казались ему настолько неуместными, что и размышлять об их происхождении не представлялось приличным и достойным умственных усилий.

Оставаясь в сладкой полудрёме, он с ностальгией о былом каждодневно предавался воспоминаниям столетней давности.

Многое изменилось с тех пор, когда народ, издревле населявший эти места, оставил обетованные долины и ушёл в горы.   

Ураган - когда-то зародившийся там, где начинается день – собрался несметной силой у восточного моря и стремительно, ослепляя блеском кривых мечей и заглушая крики несчастных ударами множества копыт, пронёсся над равнинами предгорий к морю западному. Презрев обычаи и вековые устои чуждого ему народа, натворил он на пути своём немало бед. Затаптывая копытами берега кристально чистых родников и рек и опустошая плодородные нивы, пронёсся он над землёй без жалости и сострадания, унося в небытие свободу и жизни законных обитателей этих мест.  

И не было сил в одиночку защищать свои селения. Поэтому, не желая неразумно терять детей своих и жён и вымирать по чьей-то злой воле, ушли люди под защиту поседевших вершин.   

Возможно, что решение это оказалось тогда единственно верным. Крутые склоны гор, лабиринты тёмных ущелий и хрупкое равновесие белоснежных шапок, готовых в любой момент превратиться в безжалостного врага, стали пред степным завоевателем неприступной крепостью. Но время, отгородившись зубьями скал от остального мира, как это ни прискорбно, замерло, остановилось – и невозможно теперь судить: за какими стенами и чьей «спиной» покойнее…

Под строжайшим генеральским надзором и согласно «высочайшим указам» царствующих особ, невдалеке от древних поселений - не затрагивая ни память, ни захоронения - возводились защитные валы, строились дороги и селились северные люди.

Приглашённые из-за границ архитекторы, отметая домыслы о стяжательстве и обмане, из какого-то захолустья сотворили образец культурного цивилизованного анклава. Огранив природные достоинства умением своим, знаниями и трудолюбием, северные люди строили здесь город. 

Не уступая «западным» примерам - а в чём-то и превосходя… - не оглядываясь на постоянные претензии со стороны южных соседей, город поднимался, рос, пуская вечные корни в подножия окружающих гор.

По прошествии некоторого времени современникам уже трудно было  вообразить себе другое место - а где ещё могло быть лучше? - для отдыха и приключений: «…он есть, как райский уголок, богатый живительными источниками и восхитительным воздухом горных вершин!» И поправлялось здесь здоровье не только физическое, но и духовное.

Когда утомлённые от полуночных застолий, балов и непомерного испития нарзанов завсегдатаи «райского уголка» ещё нежились в постелях, наиболее стойкие представители курортного сообщества ясным солнечным утром, поёживаясь от свежего утреннего ветерка и яростно зевая, упорно карабкались по склонам окружающих гор. Естественно, что предвкушение радости от новых впечатлений и, несомненно, открытий воодушевляло их, как ничто другое.

Потратив на борьбу с цепляющимися за одежду ветками и колючками не менее часа, но всё-таки продравшись сквозь густые заросли терновника, упрямые скалолазы могли считать восхождение свершившимся делом. С неизмеримой гордостью установив стопу на ближайший камень, подбоченясь и поднеся ко лбу ладонь, они приступали к обозрению.  

Не одолев, правда, и середины склона - исцарапанные, уставшие, но счастливые – они, как оказывалось, достигали своей цели: пред взором, восхищая и поражая величием, из какой-то глубины вставала цепь неприступных вершин, простёршаяся от края и до края близкого горизонта нагромождением скал, снежных куполов и нахмурившихся тёмно-зелёных ледников.

Не соразмерив грандиозность представления с впечатлительностью некоторых натур, вид этот случайно мог и напугать - конечно же, что и такой возможен казус. Но и одного взгляда на красоту природы было достаточно, чтобы разбудить в утомлённой душе дремлющие до сего дня неведомые порывы чувств и тщательно скрываемые от посторонних глаз таланты!

А от волнений разных и усталости в объёмистых заплечных сумках обязательно присутствовало самое надёжнейшее средство для борьбы с подобными недугами – это и копчёный окорок, и южная зелень, и парочка другая запотевших бутылочек чего-нибудь французского…

      Но краски величественной картины постепенно истощались, меркли, затягивались на горизонте полуденной пеленой тёплого воздуха. В это время дня рассмотреть что-либо в той дали уже не было никакой возможности. Подобно миражу вершины гор исчезали, закрывались от глаз восторженных зрителей белоснежными облаками.

Но и предаваться глубокой печали столь грустному повороту дела у восходителей не было особенных причин, но могли быть некоторые недоразумения.

Ох уж, эти дамы!

 - Ну, где, скажите, мы же брали, всё тот же штопор… он забыт остался?

- А Вы, поручик, как гитару вдруг забыть могли, когда ещё вчера уверили компанию в отменном  времяпровождении?

- Ах, да! У вас всегда: то ложная тревога, то в самом деле горцы разошлись…

- Ах, думаете, вам, конечно, с рук сойдёт?

- Мы всё же дамы?! Тащить на гору… и с утра! Простите, продолжать… известно, можно долго.

- Но вечером в «вокзале» поквитаемся мы с вами, и не отвертитесь…

- Ох, эти нам мужчины!

- Позвольте, где же вилки и ножи?

- Нам путь обратный предстоит – всё вниз нести?

- Да как же можно?

Как хорошо, когда на восхождении присутствуют ещё и дамы! Какое счастье и соблазн. Они так веселы в начале: смеются, радуются… точно дети. К концу подъёма, явно, многое менялось: и смех не слышен, и упрёки в сторону мужчин так и готовы  с языка сорваться.

Заметить стоит, что в молчании мужском невысказанность та, однако, оставалась. Ну что тут можно возразить, когда от самого рожденья и кроме перелесков да оврагов подобное увидеть представляется не часто, а тут какие-то упрёки? Но напряжение сие снималось неизменно за «столом», а после… 

Когда же солнце, перейдя зенит, недвусмысленно просвечивало пустоту сосудов французского происхождения, а запитые их содержимым копчёный окорок и зелень благополучно перекочёвывали в желудки восходителей, тогда-то - к всеобщему согласию и удивлению - доставался из дорожной сумки весомый аргумент: внушительных размеров глиняный кувшин, что говорило в пользу неунывающих мужчин. И восторгу от этого подарка не было предела! И вино от местных виноградников – «…а мы не знали?!» - оказывалось ничуть не хуже заморского.

Тосты, эпитафии и другие упражнения в изящной словесности так и лились рекой, не оставляя от плохого настроения камня на камне. И вскоре, после съеденного и выпитого, наступала леность; и комплименты дамам получались всё откровеннее и прозрачнее, а прошлые обиды и несчастья выглядели теперь смешными и не стоящими внимания.

Правда, компанию - как-то вот и почему-то… - смущала перспектива спуска к обетованным низинам. Явно переоценив собственные силы, – что в потреблении напитков, что в скалолазном мастерстве – искатели приключений исподволь посматривали в сторону крутой каменистой тропы, преодолеть которую им неизбежно предстояло. Тропа же, каким-то странным образом изменив направление и засыпавшись множеством камней, казалась теперь намного круче и извилистей, чем при утреннем подъёме, и при ближайшем рассмотрении навевала тоску.

А городские строения – вот только взор без страха вниз перенести… -  казались так близки, а мягкая постель настолько желанна, что не было сил думать о предстоящем  спуске и катящихся из-под ног камнях. Но там, внизу были друзья, соратники, подруги соратников, подруги подруг и уютные особняки, владельцы которых, ожидая их возвращения, давно уже приготовили тёплую воду, тазы и всё остальное прочее – что так необходимо для благополучного исхода мероприятия.

Пусть и с трудом – и с ахами и вздохами, да и с неминуемыми падениями в услужливые объятия кавалеров - добирались-таки восходители до границ, где выпрямлялась тропа, постепенно превращаясь в каменные плиты, где сердцу можно успокоиться, где посмеяться  над недавним приключением представлялось всем уже не лишним.

Казалось, сам воздух этого города, пропитанный дурманящим запахом цветущих каштановых аллей, обнимал спустившихся с «небес». Он нежно успокаивал, таинственно нашёптывал в растрёпанные причёски что-то весьма забавное и настойчиво напоминал о прелестях скорого вечера, он словно умолял скорее позабыть о недавних трудностях и тяжких испытаниях.

Старания не оставались без ответа - усталость проходила без следа.

Часы приготовлений пролетали как минуты.

И вот, наконец, над городом вспыхивали звёзды, и поднималась Луна, заливая аллеи и парки каким-то особенно загадочным светом.

На балах – что в галереях питьевых, да и цветочных - суетились, прихорашивались, выпытывая правду о своей прическе или новых, почти французских, духах, незамужние и не совсем… столичные красавицы.

Но там случалось, правда, всякое.

Присутствие дам неизбежно приводило многочисленных поклонников в некоторое состояние, которое иногда грозило непредсказуемыми последствиями; то тут, то там вспыхивали необязательные ссоры, которые по большей части заканчивались почти дружеским рукопожатием – но так случалось, что доходило даже до дуэлей.

И проходили дни. Время, отведённое для развлечений - знакомств, отчаянной любви, разочарований горьких, неутешных слёз - каким-то непостижимым образом просыпалось сквозь пальцы: сжималось сердце, было странно, в смятении была душа, как вдруг зелёные аллеи вбирали в листья жёлтые и красные тона, расцвечиваясь так нежданно.

 А в паузах всей этой суеты ещё минуты надобно найти для излечения недугов разных. Задумывалось это сразу, вроде по приезду, но было как-то недосуг… а до источника отчаянно не близко. И воды те, что в двух шагах, лечебным действием, конечно же, не обладали – ну, может быть, совсем чуть-чуть, на что и тратиться не стоит. Ну что ж, не удалось тот план осуществить. Теперь, назавтра - в год… другой – приехать было бы неплохо, да и тогда нарзанами всерьёз заняться.

Но вот… совсем уже пора.

Осенний мелкий дождь всё чаще и чаще напоминал о теплых столичных квартирах. Курортное сообщество, как спохватившись, - а кто же думал, что так  скоро осень? – гудело как растревоженный улей: и мысли все уже в дороге, на сборы не хватало дня. Подыскивались лучшие экипажи. Но когда оказывалось, что всё достойное намеченных претензий давно заказано – останавливались на том, что есть: и с ветхим верхом и не слишком мягкими сиденьями.

Наконец, определялся день отъезда. В назначенный день и час прибывала охранная команда казаков и длинная кавалькада экипажей, обязательно задержавшись на пару часов, медленно выползала за границы города.

Щемящее чувство расставания вдруг охватывало отъезжающих. Глаза наполнялись слезами, и воспоминания о прошедших днях сжимали сердце, горько-сладким комком подступая к горлу. 

Возницы же, наоборот, думали о настоящем: о рессорах, о размытых дождями и разбитых донельзя дорогах.

Вернувшись в столицы, обретя покой и позабыв о, так сказать, неимоверных трудностях, недавние восходители с нетерпением дожидались какого-нибудь бала или просто приёма. Именно там с воздыханием в груди и дрожью в голосе могли они поведать оседлому и невыездному другу, конечно же, и обязательным его гостям о южном темпераменте, жестоких схватках и немыслимых потерях - как с той, да так и… с этой стороны!

И обязательно вспоминались страшные минуты, когда крутые склоны гор вдруг засыпались градом – природа, знаете ли, так шутить изволит! А вот, бывали случаи, когда и сквозь кусты - да что там… сквозь столетние деревья! - нещадно расщепляя ветви и стволы, уже летели пули!

Ну как же при таком рассказе без злобных горцев можно обойтись? И жмурились глаза от страха, и как хотелось там же побывать.

Но вот уже зима, и всем всё рассказали; а впереди долгие месяцы ожидания - ожидания весны и новых приключений.

Теперь же, придвинув кресло к камину и накрыв колени пледом, можно доверить памяти самой отметить особенно приятные картины лета.

А за окном всё падал и падал снег. Где-то недалеко слышалась нешуточная перебранка: кучер, чья повозка, похоже, напрочь зарылась в сугробе, ругался с дворником, который заплетавшимся языком доказывал, что эдакие горы ему не по плечу - такое и до Пасхи одному не разгрести… втроём, конечно, было бы сподручней.

Ну, нет, сегодня ни к кому не едем.

И почему-то картины подвигов пред взором не вставали. Забавно, но из памяти всё больше виделся небольшой особняк, что стоял на Царской улице, и его хозяева, отставной полковник со своей дражайшей супругой. По сути, ничего особенного в том особняке и не было. Однако вечера, проведённые в небольшой гостиной, доставляли не меньшее удовольствие, чем ежевечерний променаж по городским аллеям и, тем паче, утомительное присутствие в различных благотворительных обществах. А здесь в тесной компании всегда были рады каждому, кто мог прийти и почитать что-то новенькое и хоть чуть-чуть талантливое.

Чем-то особняк не был похож на своих собратьев, но чем… – это и объяснить невозможно. От  таких же строений - сказать по правде, несколько замшелых – он и теперь мало чем отличался. Но глядя на происходящее вокруг стен своих, особняк впитывал атмосферу прошедшего времени и времени нынешнего - запоминая и оценивая.

В. Нагда.  03.04.12.