На неделе между Песахом и Пасхой Фира Ефимовна предложила Инне: -Давай сходим на кладбище. Ефимовне было пятьдесят три, Инне - двадцать два. Было это в небольшом украинском городке, расположенном между Киевом и Одессой. Женщины взяли веник, тряпку, набрали тёплой воды в грелку, сложили всё это в сумку и вышли из дома.
Инна снимала комнату в двухкомнатной квартире Ефимовны. Муж Инны, офицер, служил метеорологом на военном аэродроме в этом городке.
Утро было хорошее, солнечное. Женщины дошли до автобусной остановки, подождали автобус, доехали до кладбища. Прошли сквозь кладбищенские ворота. «Евреям и на кладбище тесно» - вспомнила Инна фразу кого-то из великих. Женщины протискивались между оград, тесно поставленных слишком близко друг к другу. Памятники были гранитные и мраморные, со звёздами Давида и надписями на иврите и русском. Наконец, они остановились у гранитной стелы со звездой Давида. Это была могилка отца Ефимовны. Инна прочла надпись. Отца Фиры звали не Ефим, но, представляться по отчеству было проще - Ефимовна.
Женщины протёрли памятник, подмели вокруг, постояли и пошли дальше. По плану Ефимовны надо было прибрать несколько могилок. Последней была могилка недавно погибшего в автокатастрофе мужа сестры Ефимовны. Жена с дочкой его засобирались в Америку. Оставаться в маленьком городке больше не имело смысла.
Еврейское кладбище городка было большим и в тоже время тесным. Больше трехсот лет жили евреи в этом городке, некогда принадлежавшим Польше, затем ставшим частью Российской империи. Подавляющее большинство потомков тех, кто лежал здесь, жили уже на другом конце земли, кто в Австралии, кто в Америке. Кроме Ефимовны и Инны посетителей на кладбище не было, только два работника кладбища копали свежие могилы. Проходя мимо них, Ефимовна спросила: - Для кого копаете? - те не ответили.
Возвращались пешком. Кучевые облака высоко проплывали над головой, почти не закрывая солнца. Вернулись домой. Ефимовна предложила съесть холодного щавелевого супа.
Ефимовна осталась без матери в шестнадцать лет, жила с отцом. Когда она закончила школу, классная руководительница собрала еврейских девочек и мальчиков их класса и сказала, что бы те ехали поступать не в Одессу и Киев, а в Вильнюс или Воронеж, там лояльно относились к евреям. Ефимовна поступила в университет, но на втором курсе стала болеть, начались первые признаки депрессии, портилось настроение, ничего не радовало, ничего не хотелось.
Продолжать учёбу было трудно. Ефимовна вернулась домой, в маленьких городок. Она вышла замуж, у неё родились дети, мальчик и девочка. Приступы болезни долго не возвращались к ней, но когда случались, то более сильные и долгие. Муж не стал терпеть болезнь жены и вскоре уехал из городка. Ефимовна осталась одна с детьми.
Ефимовна жила в уютной квартире. У неё в доме было пианино, небольшая, но хорошая библиотека. Дом находился на тихой зелёной улице Пушкина. Дети выросли, уехали в другой город. Ефимовна осталась одна. Иногда её навещала свекровь.
Теперь, когда у неё случались приступы депрессии, ей приходилось ложиться в водолечебницу. Так в городке называли психиатрическую больницу. Там давали лекарства, ванны и болезнь отступала на время. Тогда же свекровь предложили Ефимовне сдавать большую комнату с пианино и книгами квартирантам. Она же и нашла офицера с женой. Так, в квартире Ефимовны поселилась Инна.
Инна и её муж сначала не догадывались о болезни Ефимовны. Но состояние её ухудшалось. Она позже засыпала, позже просыпалась по утрам, реже выходила на улицу, перестала готовить себе обед. Инна заставляла её есть, умываться, набирала ванну, ходила за продуктами.
Вечерами, когда муж Инны дежурил на аэродроме, Ефимовна часто рассказывала Инне о своей жизни, детстве, юности, о том, как вышла замуж и после развода осталась одна с двумя маленькими детьми. Говорила о том, как бывает тяжело, что приходят мысли о смерти. Инна слушала, после таких ночных разговоров ей становилось не по себе. Хотелось уехать в родной город, но ей было жаль Ефимовну. Та говорила, что если Инна уедет, то ей конец.
Перед новым годом мужу Инны дали отпуск, они уехали из городка. А когда вернулись, то нашли записку: «Я в больнице, это рядом».
Утром Инна пошла в больницу, расположенную напротив дома, навестить Ефимовну. Та лежала в отделении для больных неврозами. В её палате, в основном, лежали молодые женщины, после тяжёлых разводов с мужьями.
В больнице было ещё одно отделение для тяжёлых психических больных. Пациенты этого отделения подолгу содержались в больнице, их не выпускали на улицу, в тёплое время года они могли гулять в закрытом дворе больницы. Часто проходя мимо, Инна видела, как эти несчастные стояли, просунув лица между прутьями больничного забора и жалобно смотрели на проходящих мимо людей. Лица и фигуры больных выражали скорбь и душевное страдание. Одеты они были в больничные пижамы и халаты, ветхие, не подходящие по размеру.
Больничная санитарка позвала Ефимовну, крикнув на украинском языке на весь коридор. Ефимовна вышла к Инне и сообщила, что пробудет в больнице месяц. Инна приходила каждое утро, приносила кефир и творог. Санитарка, завидев Инну, кричала на весь коридор: - Фира, из седьмой, иди, до тебя дочка пришла! Приближался день рождения Ефимовны. Она попросила купить торт, фрукты и устроить праздник для больных палаты, в которой лежала Ефимовна. Инна купила торт, конфеты, цветы, фрукты и принесла всё это в больницу. Ефимовна была рада, праздник удался.
Выписавшись из больницы, Ефимовна пребывала в прекрасном расположении духа, лечение ей действительно помогло. Она рано вставала, застилала постель, убирала свою комнату, готовила завтрак, надевала красивое платье, присланное сестрой из Америки. Её переполняли идеи, и она тот час стремилась их воплощать. Ефимовна стала чаще говорить Инне: -Как ты могла! Как ты могла выйти замуж за этого человека, имея ввиду мужа Инны. Давай я познакомлю тебя с приличным человеком, с которым можно будет уехать, увидеть мир. Ведь жить можно и в Австралии, и в Америке.
Инна слушала и не соглашалась, списывала её слова на болезнь. Болезнь Ефимовны часто была похожа на скверный характер. Она цеплялась по мелочам, по долгу обсуждала одно и тоже, с ней становилось очень трудно. Её лечащий врач сказал Инне: - Я знаю её давно, она не опасна для окружающих, но с ней постоянно должен находится кто-то из её родных, она опасна для самой себя и действительно может покончить с собой. Вам лучше уйти, срочно найти другую квартиру. Однажды вы вернётесь, а она будет висеть в петле. Такое не стоит переживать молодой женщине.
Ефимовна понимала, что с ней очень трудно и что таких квартирантов у неё больше не будет. Сын её собирался уезжать в Америку, дочь - в Израиль. Они и так давно жили в другом городе. Брать с собой мать они не собирались. Она оставалась совсем одна.
Мужу Инны, офицеру, вскоре дали квартиру. Ефимовна приглашала Инну с мужем в гости, готовила обед, накрывала стол. Как-то, после обеда Инна попросила Ефимовну отвести её в дом, во дворе которого был похоронен хасидский праведник. Недавно в Умань потянулись хасиды — религиозные евреи со всего мира. Они приезжали поклониться праведнику и знатоку Торы раби Нахману из Бреслава, который был похоронен в этом городке.
Раби Нахман из Бреслава совсем молодым человеком стал мудрецом и толкователем Торы, у него рано появились ученики и последователи. Бедность местечек Западного края Российской империи и несправедливость жизни, располагала людей верить в чудеса. Рабе Нахман обладал той мудростью и рассудительностью, которая давала людям, лишённым многого, возможность иметь надежду на лучшее и верить в то, что всё в их жизни будет хорошо. Возвращаясь из путешествия в землю обетованную, он проездом посетил Умань и узнал, что в 1768 году в городке случилась страшная резня. От рук гайдамаков тогда погибли тысячи евреев. Раби Нахман решил, что хочет быть похоронен рядом с ними. Когда он почувствовал близкий конец - перебрался в Умань. Там и скончался в окружении учеников и последователей.
В конце восьмидесятых в Умань стали приезжать хасиды, одетые в старомодные чёрные сюртуки и чёрные шляпы. Дети в белых чулочках и чёрных штанишках до колен. У мальчиков на висках завивались пейсы. А на головах - маленькие шапочки - ермолки. Приезжали они из Нью-Йорка, из Австралии, из Израиля. Хасиды предлагали выкупить дом и построить на этом месте синагогу, но хозяева упирались. В тоже время они разрешили поставить во дворе скамейки для посетителей.
Был холодный ноябрьский день, сыпал снег, мелкий и колючий. Ефимовна, Инна и муж Инны - офицер, пришли к раби Нахману. Могила праведника располагалась во дворе дома, который был построен после войны. Ефимовна показала место на скамейке, где должен сесть мужчина, где женщины. Когда они ещё только подходили к дому, то Ефимовна сказала Инне: -Тебя принимают за хасидскую девушку. На Инне был чёрный беретик и светлое пальто. Они оставили несколько монет на мраморной плите, прочли старинные тексты, было холодно, пасмурно. В это время приезжих хасидов в городке не было. Двор пуст, хозяев видно не было.
Несколько лет спустя, хасиды выкупили этот дом. В городке построили синагогу. А уманские евреи разъехались по всему миру, кто куда. До революции Умань была еврейским местечком, евреи говорили на идиш, в городке были еврейские школы, последнюю закрыли в 1938 году, а потом была война... Но, даже после войны и до семидесятых годов по вечерам еврейские старушки выносили стулья и сидели на главной улице городка, беседуя на идиш. Вместе с уходом старушек, ушёл и язык.
Ефимовна приходила в гости в новую квартиру к Инне. Вдруг, на домах, где жили евреи, стали рисовать звёзды Давида. На западе Украины националисты поговаривали о независимости. Автобусы с жёлто-голубыми флагами часто провозили через Умань в Киев митинговать решительно настроенных людей. Портреты Петлюры появлялись то тут, то там. На улицах выставлялись пикеты украинских националистов. В центре Умани записывали в граждане Украины. В Приднестровье было неспокойно. Украина стряхивала с себя Советскую Армию.
Однажды муж сказал Инне: - Пусть Ефимовна к нам больше не приходит. Я не хочу, чтобы на нашей двери нарисовали звезду Давида. Инна не могла сказать такое Ефимовне. Еврейские семьи стали уезжать из Умани, быстро получая статус беженцев. После событий в Литве, сосед-украинец сказал Инне: - Пусть твой муж не ходит по городу в офицерской форме. Многие настроены очень против советской армии.
Инна видела митингующих на улице студентов, устраивающих голодовки с плакатами и жёлто-голубыми флагами на центральной площади. Это воспринималось, как декорации спектакля. Только зрителями были обычные обыватели.
Через некоторое время, Инна с мужем-офицером вернулась в родной город, предварительно сдав ключи от квартиры в домоуправление. Было немножко грустно оставлять маленький украинский город с красивым старинным «Софиевским» парком и сложной историей.
Ефимовна, как и многие её соседи, стала сдавать квартиру приезжим хасидам. А тенистая улицу Пушкина стала называться хасидским кварталом. Пока взрослые мужчины молились, она ходила по городу с хасидскими мальчиками, водила их за руку, отдавала в ремонт их разбитые очки и просила: - Сделайте, пожалуйста, побыстрее, ведь это хасидские мальчики! Израильские хасиды не знали ни русского, ни украинского языка. Ефимовна с трудом подбирала давно позабытые слова на идиш. Она угощала детей спелыми помидорами и золотым бульоном, относилась к ним, как к родным внукам.
Прошло несколько лет. Инна с мужем-офицером отдыхали в Крыму. Украина была уже независимым государством. Они решили заехать в Умань. Ещё раз пройтись по знакомым улицам, по аллеям старого парка.
Поезд Симферополь-Одесса шёл по крымской степи, плацкартный вагон был переполнен. Проехали Красноперекопск, поезд окутывала ночь. Пассажиры укладывались спать, по вагону сновали подозрительные личности. Инна придерживала рукой под подушкой сумку с паспортами и деньгами. Поезд то и дело останавливался. В вагоне разговаривали на украинском и южном диалекте русского языка. Кто-то играл в карты на деньги. Под утро удалось уснуть.
Когда Инна проснулась, вагон был весь залит солнцем. Поезд стремительно приближался к Одессе. В семь двадцать они вышли на перрон. После евпаторийской жары одесское утро встретило приятной прохладой. Инна и её офицер приехали на автостанцию, автобус до Умани был только в пять вечера. Впереди был целый день в Одессе.
Они шли по Ришельевской, прохладной и тенистой, пересекли Дерибасовскую, прошли мимо оперного театра, вышли на Приморский бульвар, постояли у Дюка, любуясь видом бухты. Океанский лайнер медленно входил в порт. В старинном кафе на Екатериниской, с мраморными столешницами и лепкой на потолке, заказали пиццу и кофе. Потом гуляли по старинным улицам, заглядывали сквозь ажурные ворота в арки, за которыми были дворы с фонтанами и скульптурами.
Автобус выехал из Одессы, миновал лиманы. Долго-долго вдоль шоссе простирались поля цветущих подсолнухов, желтые цветы поворачивали свои шляпки вслед за солнцем. Они приехали в Умань поздно ночью. Остановились в отеле. Утром пошли по знакомым улицам на тенистую улицу Пушкина, где жили в квартире Ефимовны. Инна быстро поднялась на последний этаж, дверь была обита, как раньше. Инна позвонила, дверь открыл незнакомый мужчина. В квартире находилась и его жена. Они спросили Инну, кто она и почему ищет Ефимовну. Инна объяснила, что снимала комнату в этой квартире. Чужие люди были вежливы.
Ефимовны не стало несколько лет назад. Инна вышла из подъезда. -Если ты уедешь - мне конец, - вспомнила Инна слова Ефимовны.
Они спустились в старинный парк, с красивыми озёрами и тенистыми аллеями. Огромный парк с мраморными итальянскими скульптурами окутывал таинственной прелестью своих водопадов и гротов. Было красиво и грустно.
Очень странно, но когда представители "Республики Мечта" приезжали с туристической миссией в Умань, местный экскурсовод не счел необходимым упомянуть о Хасидах и об особой истории этого украинского города. Тогда мы действительно насладились уникальным Софийским парком и даже побывали в местном весьма запущенном краеведческом музее. Но память не сохранила ничего, что касалось бы ценностей народа, представители которого в силу обстоятельств вынуждены были покинуть землю своих предков.
Ирина, Ваш рассказ, такой небольшой по объему, но такой концентрированный по содержанию, вовлекает читателя в энергетическое поле нашей (ни на что не похожей) реальности и заставляет сопереживать, думать, интегрировать свой личный опыт в плоскость, к сожалению, повторяющихся с большинством людей бед.
И память... Она, как заноза, не оставит в покое, и будет и дальше заставлять нас искать главный смысл - смысл нашей самой заветной МЕЧТЫ.
0
