Змее однажды довелось
Решением собранья стаи
Красавца-сокола учить
Приемам ползанья и
Проползанья.
Промучавшись и день,
И два
Змея досадно прошипела:
- О, боги, если б знала
Раньше я,
Что сей летун рожден
Не ползать,
То написала бы роман
Или поэму в прозе.
В полете есть, конечно,
Шик,
Но ползать – безопасней
Втрое,
А безопасность нынче
Дорогой товар.
...А классик – позже
Все наврал
За гонорар.

Все вокруг поражало дикой красотой и величием, меня же из пьяного ступора вывел полет, неловкий и угловатый какой-то птицы, по виду ничем не отличавшейся от тривиальной российской вороны. Сказать по правде, она, наверное, обыкновенной вороной и была. И так бывает.
Мы же тем временем приближались к какой-то не то базе, не то поселку, который предстал перед нами сперва рядами колючей проволоки и укрепленным контрольно-пропускным пунктом. Расположено все это было в достаточно живописной долине. Но на первый взгляд производило впечатление заброшенности и тревожности.
Внутри обстановка меняла первоначальное представление мало. Да и высокогорье уже наглядно давало о себе знать недостатком кислорода и затрудненностью привычного дыхания. Жить же здесь предстояло еще немало. И это угнетало меня особенно сильно и пронзительно.
Когда-то советский Таджикистан вышел за компанию с прочими братскими республиками из состава СССР, но именно в нем и осталось до сего дня больше всего от того самого СССР, причем далеко не самого лучшего. Куда там Белоруссии или Казахстану, которых все ставят в пример этой устоявшейся традиции.
Некоторое представление о таджикских делах и традициях сложилось у меня несколько раньше, еще во времена моей прошлой банковской работы.
Одним из моих клиентов был некто Сергей Эргашев. Он вечно попадал в какие-то проблемы, лечился то от колотых, то от стреляных ран и предпочитал делать это нелегально. Время от времени пропадая из поля моей видимости на несколько дней, а то и недель.
Однако некоторые его умения и возможности из области зарабатывания денег я весьма ценил, и был рад тем временам, когда он снова появлялся на моем горизонте.
После очередной такой отлучки он заявился ко мне с несколько странным, но интересным предложением.
- Антон, я только что вернулся из Душанбе, – сказал он. – Там есть несколько интересных тем для финансирования, да и вообще темы интересные.
- Чего ты там делал-то? – вопросом на его предложение ответил я. – Там же неспокойно.
- У меня отец родом из Таджикистана, и других родственников там много, очень близких, так что это считай моя родина, – отвечал Сергей.
- Буду знать на будущее, – продолжил я разговор. – А что с тобой случилось-то?
- Меня тут снова «на деле» подрезали. Чувствую – плохо. Рана гноиться стала, и самочувствие хуже некуда. Так я только и успел, что Маринке сказать (Маринкой звали его подругу), чтобы брала билеты на поезд и везла меня туда, к дядюшке, он там и сейчас «шишка», еще со времен социализма.
- Никогда бы не подумал, что ты таджик, – сказал я, будучи действительно удивлен этим фактом (его лицо и вообще внешность, разговор и воспитание, все носило яркие европейские следы).
- Да вот уж так получилось.
- Но ведь, по-моему, там сейчас к твоему ранению только прибавить могли еще каких-нибудь повреждений. У нас же только и говорят по телевизору какие там заморочки, все друг с другом воюют, – продолжил я серию своих предварительных вопросов.
- Да это у них там нормальное состояние. Они всегда воюют, воевали и будут воевать. На то и таджики, но неспокойно-то на самом деле больше в горах, причем в высокогорье, на афганской границе, где уже лет пятнадцать (разговор этот случился в 1995 году) наши пытались организовать транзит наркотиков на Европу и Штаты. А сейчас, когда все бывшие советские разбежались, так нам, таджикам, все это в передел осталось, – продолжил свои разъяснения Сергей.
- Так чего ты, с наркотой, что ли, предлагаешь связаться? Пошел бы ты…, – я сделал рукой красноречивый жест, не оставляющий сомнений в моем искреннем отвращении к таким делам.
- Да нет. Никакой наркоты, туда и не попадешь сейчас, живым во всяком случае.
- Ну, а что же тогда? – уже более спокойно стал я расспрашивать своего знакомого.
- Неплохо отвезти туда кое-что из оргтехники. Там с этим полный голяк, даже факс не везде найдешь, а уж компьютеров и ксероксов – так днем с огнем нет, а потребность имеется высокая и народ платежеспособный есть. Я бы все здесь подобрал и туда бы перекинул, а дядюшка мой помог бы с эксплуатацией. Мы ничего бы и не продавали, но в аренду и пользование сдавали бы и могли бы неплохо жить.
- Это ты здорово придумал. Я тебе, значит денег в кредит дам, сколько там?
- Кусков пятнадцать зеленых.
- Ты туда съездишь, а там чего-нибудь точно сорвется, война все-таки, беспорядки. С тебя взятки гладки, а что я своей «крыше» петь буду? Мои комитетчики – ребята на такие дела злые и недоверчивые.
- Да не нужен мне кредит, – сказал Сергей, и это снова было неожиданно для меня.
- Ну, а чего ж тебе тогда нужно? – резонно спросил его я.
- Да у меня тут ребятишки вместе со мной приехали. Из тех, что на дядюшку работают. Людишки восточные. Преданные донельзя. Им только «фас» скажи, любого порвут и фамилию не спросят. А свою жизнь высоко не ставят и пожертвовать ей готовы, если что, ну это их с дядюшкой дела. Хорошие, в общем, архаровцы, настоящие головорезы.
- Ну так и в чем дело-то, – нетерпеливо продолжил я развивать свой вопрос. – Ты же знаешь, я и с нашими-то бандюками в дела стараюсь не вписываться, а ты мне еще и восточных, импортных предлагаешь.
- Я эту твою нелюбовь к бандитам учел и предусмотрел, – опять же неожиданно для меня высказал Сергей очередную свою мыслишку.
- Это как же так? – озадаченно спросил я, почесывая свою непонятливую голову.
- Да нам бы здесь найти каких-нибудь криминальных деятелей средней руки, вроде тех бандюков, что у тебя раньше «крышей» были. Мы бы с ними поработали, сняли бы что нужно и отвалили спокойно.
- Ты даешь, – только и сказал я. – Впрочем, это не очень здорово, ничего ты у этих гопников не найдешь, не бывает у них ничего на руках и «за душой ни шиша», а если чего получают, то быстренько спускают. Машину, к примеру, купят, дорогую импортягу, тысяч за тридцать-сорок «зеленых» и разобьют дня через два. Ведь им все равно или сидеть, или убьют. Торопятся жить, падлы.
- Но ведь если с предпринимателями на ту же тему работать, это время нужно, организация, да и все равно с теми же бандюками встречаться. А так бы мы их прямо потрясли. Побеспредельничали.
- Тут ты прав, но знаешь, я ни с бандюками, ни с беспределом сотрудничать не хочу. Мне бандитов, конечно, не жалко. Это ты прав. Туда им всем и дорога, по-моему. Но вы же засыпетесь все равно на чем-то, а мне потом эти заморочки после вас расхлебывай.
- Зато заработок хороший светит, – попытался соблазнить меня Сергей.
- Знаешь, мне и своего хватает, и с башкой на плечах, – подвел я промежуточный итог нашему разговору.
- Но нам же все равно делать чего-то придется, так ты хоть посоветуй чего, а то ведь действительно натворим тут такого и дела своего не сделаем.
- Не знаю, чего и посоветовать. Но есть у меня один знакомый. У него с «крышей» какие-то проблемы. Вообще его дожали. А он мужик состоятельный. Может, он твоих архаровцев возьмет для решения проблем, – высказал я, на мой взгляд, здравую мыслишку.
- Давай попробуем, – согласился Сергей.
Несколько позже я организовал для них встречу. И больше уже не виделся ни с тем, ни с другим. Но через некоторое время узнал, что в городе случилась интересная история. Она была широко известна, и повторяться особенно я не буду.
В общем, где-то на приморском шоссе гаишники тормознули «шестерку», которая тащила на тросе здоровый «Мерседес». Картина занятная и подозрительная. «Мерседес» казался пустым, но когда его вскрыли, то увидели там восемь трупов, по виду типичнейшие бандюки, прямо на мертвых рожах написано. Вот это да, скажу я вам.
Всех естественно повязали, кто в этих машинах живым был, а трупы по-быстренькому на опознание и вскрытие. Оказалось, точно бандюки. Из «казанцев». Ну дело стали раскручивать, оказалось, что эти восемь не последние, но в одном офисе еще четыре «холодных» очереди на транспортировку ждут.
Скандал был большой, а бандиты так даже по телевизору выступали, через уполномоченных
- Мы не позволим нас так стрелять. Мы сами всех перестреляем, – хвалились они, но выглядели явно испуганными, усталыми и озабоченными.
Расследование было нетрудным. Оказалось, что еще какой-то предприниматель (не мой, ведь с тех пор пара месяцев прошло) нанял группу таджиков, чтобы разобраться с обнаглевшей «крышей». Пригласил своих бандюков на стрелку, а там наши восточные ребята, трое всего, их ждали. С автоматами, правда, «калашниковыми», этого добра на их родине и тогда достаточно было.
Как там у них разговор шел – неизвестно, но кончилось все тем, что они стали этих бандюков по одному в какую-то комнатку заводить и там просто, без затей и излишних фокусов и аффектации стрелять. И так по-одному, всех двенадцать и порешили. Минут за двадцать всего.
Бандитов искать, наверное, никто бы и не стал, кому они нужны, особенно если браткам ничего не задолжали. Но вот незадача с «мерсом» получилась. Правда, в милиции дело как-то замяли. Тогда это называлось профилактическим убийством и поощрялось даже (медаль, конечно, не давали, но могли помочь с тем чтобы спрятаться).
Я же тогда подумал:
- Эта-то разборка явно не с моей подачи. Но кто знает, может, в первый раз по совету этому удачно сошло, они и решили продолжить. А заказчиков на обнаглевшую «крышу» найти не так трудно. Да, ну а ребята таджикские все же лопухи оказались и прокололись.
Углубляться в эту тему я не стал. Да и глупо и опасно было даже любопытство проявить. И на фиг мне это нужно? Да и работали наверняка другие, с кем я никак и никаким бортом. Так что не хватало, чтобы и меня за компанию замочили.
Так что оставил я это дело без последствий, но некоторые выводы для себя о Таджикистане и таджиках еще тогда сделал. Сейчас же мне предстояло проверить их на практике и в полевых условиях высокогорья.
Действительно, налет советскости там присутствовал во всем, включая даже денежные знаки, которые и были один в один с советскими рублями по рисунку, несколько, правда, худшего качества.
При этом налет советскости был очень прочно пропитан восточным духом со специфическим азиатским байским колоритом и пытался устойчиво обосноваться на могуществе пресловутой, захватившей всемирные позиции «азиатской дури» – наркотиков. Транзитом для которых и их производителем становился потихоньку Таджикистан.
Сказать точно, кому и когда это стало нужно, сейчас было уже трудно. Может, и был какой-то стратегический план такого вот развития событий здесь, который разрабатывался и претворялся в жизнь умудренными опытом и осененными тяжелыми золотыми погонами и огромной, неограниченной властью государственными мужами.
Но за всеми последующими событиями он как-то потерялся, превращаясь в банальное, очень крупное и весьма отвратительное средство для обогащения группы весьма неприятных, наглых и агрессивных людей, которые преследовали совершенно неприятные цели.
Обязательства этих людей перед своими бывшими хозяевами, которые когда-то инициировали всю эту «охмурительную» индустрию, стали историей, которую одни не помнили, а другие не хотели вспоминать.
Вспомнить же об этом и напомнить кому-то о их конкретном месте и роли в этом давнем, но уже столь разросшемся экономическом и политическом построении и предстояло теперь нашей группе ревизоров Министерства обороны России, успешно развивавшейся и продолжающей свое существование, несмотря на скорую отставку нашего генерала-основателя.
Эта отставка наступила еще до моего выхода из госпиталя, и я был совершенно уверен, что этим и закончится факт существования нашей группы, но здорово ошибался в этом своем скороспелом выводе.
Надо сказать, что эту высокогорную часть Средней Азии вообще весьма трудно представить себе без наркотиков. Это выглядело бы приблизительно так, как если бы Россию попытались оставить без водки и сходных напитков (самогона), а Грузию или, к примеру, Францию, без виноградного вина.
Только кончилось бы все это значительно хуже, чем кончились недавние фантазии последнего Генерального секретаря КПСС и первого и последнего Президента СССР.
Так что дикие выходки, свойственные американцам, которые пытаются борьбой с торговлей наркотиками оправдать нападения на целые страны и совершенно невообразимые военные операции (например, в Панаме, где штатовские коммандос умудрились выкрасть и вывезти на свои разборки действующего президента независимой страны – генерала Норьегу, но и не только там), нам были изначально чужды.
Да и силенок на это все равно бы не хватило. Даже если вдруг какой-нибудь доморощенный «великий стратег» задумал такую катавасию. Мы не собирались никого карать просто за то, что Бог создал их не такими как мы. Но мы должны были охранить, как сможем, спокойствие и жизнь своих сограждан, которых стали почему-то усиленно, целенаправленно и нагло убеждать в том, что если и не каждый среди них наркоман, то уж точно, по меньшей мере, каждый второй.
Такой пример агрессивного маркетинга и продвижения «азиатской дури» на российские рынки говорил об очень серьезных намерениях новоявленных бандитов-экспортеров. А возможно и о том, что оставшиеся, несмотря ни на что, нашими основными «вероятными противниками» заокеанские «злые духи» постепенно берут это дело под свой жесткий контроль, придавая ему соответствующую своим детским пристрастиям звездно-полосатую военно-стратегическую окраску.
Это не могло не беспокоить людей здравомыслящих. Будучи же обеспокоенными, они все же предпочитали действовать уже сейчас, понимая, что даже полученную за предательство и продажу собственной страны американскую зелень при таком раскладе просто негде будет истратить.
Впрочем, и среди политиков встречаются не только здравомыслящие, но и просто искренние, честные люди. Хотя не так уж и часто.
Такая работа была как раз для нас, и практически все мои сослуживцы, попробовав ненадолго «холодного душа» от непродолжительного возвращения к мирной жизни, предпочли ей продолжение суровой военной карьеры и «тяготы» и «лишения» (в нашем случае не такие уж и сильные) походной жизни, связанных с участием в боевых действиях.
Этим-то и было вызвано мое болезненное пробуждение от похмельного состояния невдалеке от одной из учебных военных баз еще доброй Советской Армии, которыми в районе афганской границы плотно покрылась таджикская земля за десятилетие чересчур яркого расцвета и медленного ухода Советского Союза из Афганистана.
Баз было много, а прятать и оборудовать в то время наши спецы их умели. Правда, законсервировали во времена горбачевского предательства не очень хорошо. Но изначальное качество советской постройки и оборудования в полной мере компенсировало этот недостаток.
Я еще только приходил в себя – это продолжалось дня три, а место нашей дислокации на глазах изменялось, укреплялось и обживалось.
Было же там еще с давних времен все, что нужно для хорошей «от души» войны и скромного солдатского отдыха. Как раз такого, к которому привычен русский солдат, могущий обойтись без холодной кока-колы на позициях и ароматизированной туалетной бумаги в солдатском сортире, но довольствующийся, если надо, простой сытной и здоровой пищей и только что прочтенной (в сортире) газетой.
Изыски и фанаберии, наоборот, всегда удивляли и раздражали наших ребят, когда какой-нибудь насмотревшийся американских боевиков и выпусков НТВэшных жидовских или «сванидзовских» проамериканских новостей «придурок» пытался настаивать на заведении похожих порядков и даже заикался об этом. Нет, никто не был против развития удобства и комфорта, но для солдата это не может быть главным.
В ближайшее время нам предстояли интенсивные работы с выездами за пределы базы, что в условиях тогдашнего приграничного Таджикистана было опасно само по себе. Нам же предстояло найти некоторых людей, весьма злобных и несдержанных, общение с которыми и в обычной обстановке вряд ли доставило бы кому-нибудь какую-нибудь радость. А в условиях их родного памирского высокогорья вполне могло повлечь за собой мучительную смерть с продолжительным и неприятным процессом умирания.
Тут, как никогда свежо, передо мной ожили картины еще питерских, банковских воспоминаний, о которых я писал в начале этой главы, но с какими-то особенностями и подробностями, которых я не знал, конечно, но которые так услужливо нарисовало мне мое живое воображение.
И такое происходит в простом общении. А нам придется передать им некоторые бумаги даже с неизвестными нам аргументами, дополнить эти вразумления «старшего брата» устными разъяснениями и советами (мало ли кто чего-то не поймет из написанного, впрочем, не гарантия, что адресат вообще умеет читать на каком-то из пяти языков, приведенных в послании). Все это можно было бы назвать развлечением для членов «Клуба самоубийц». Помните?
- Ты как желаешь – чтобы мы тебя сразу убили, или хочешь помучиться?
Нет, конечно же, какие-то предварительные договоренности – и дипломатические, и разведывательные и еще какие-то достигались предварительно. Кто-то даже пытался говорить о каких-то гарантиях безопасности непосредственным исполнителям этого задания, оговоренные не одним десятком условий, в том числе по форме обращения, ведения разговоров, оказания особых знаков почтения и прочего восточно-бандитского колорита. Но и при этом гарантии эти были не сто-, а максимум, если пятидесятипроцентными.
На усмотрение и «добрую волю» местного феодала или полевого атамана, который в «своем» ауле или отряде делал все, что ему вздумается, ограниченный только возможностью смещения себя каким-нибудь таким же, как он сам, отчаянным конкурентом. Поэтому проявлять удаль и показное бесстрашие среди людей этого круга было занятием не только интересным и поучительным (с их точки зрения), но и весьма полезным с точки зрения поддержания «законной» власти и авторитета среди своих подданных и подчиненных.
В таких условиях и предстояло работать, к этому мы и готовились, в основном, психологически. Самозабвенно заучивая формулы почтительных восточных приветствий и церемоний. Отрабатывая до автоматического уровня сдерживающую и убеждающую аргументацию. То, что называется иногда еще «правилами поведения в кризисной ситуации» (помните забавный голливудский фильм-комедию «Близнецы» с Арнольдом Шварценеггером и Дени де Вито?).
Это были, что называется, азы и «зады» особой восточной военной дипломатии, к которой нас, по-быстренькому, и приобщали наши новые учителя.
Даже ночью на губах вязли формулы разговоров и доводов, призванных убедить в своей правоте неадекватно действующего собеседника (который собирается, к примеру, вас застрелить или взорвать гранатой).
Такое часто нападает на людей даже перед какими-то плевыми экзаменами в школе или институте, а тут жизнь могла быть поставлена на карту. От этого было никуда не уйти, хотя каждый из нас представлял себе, что все в реальной жизни может пойти и, скорее всего, пойдет не так, как строится в размышлениях. Но всем нам настойчиво внушали и вдалбливали, прямо скажем, не безосновательно…
- Чтобы иметь хоть какие-то минимальные шансы на успех, следует доводить себя до автоматизма. При этом стараясь не перегореть на нервах.
Времени у нас опять было немного. Это стало привычным и обязательным в нашей «конторе», что времени на подготовку постоянно не хватает и исполнение не шуточно торопит, а промедление грозит массой непредсказуемых, а стало быть, вдвойне опасных проблем.
Что же до конкретного времени нашей боевой и дипломатической подготовки, так его было как раз столько, сколько требовалось нашим разведчикам – морским пехотинцам, чтобы выяснить местоположения наших «переговаривающих сторон» и установить с ними предварительные контакты. Не вступая в боевое соприкосновение, чтобы потом договорится о конкретном месте встречи, порядке ведения переговоров и составе делегации, а также протоколе и церемониале.
В то время в Таджикистане на афганской границе (как впрочем и сейчас) стояли российские пограничные заставы, да и вообще русская армия там присутствовала.
Так же, как и таджикская армия, состояла, в основном, из бывших советских военнослужащих, носящих ту же самую форму, что и в блаженной памяти застойные времена, но обращаться к погранцам и местным военным за содействием в чем-либо, касавшемся нашей основной миссии в то время нам не только не рекомендовалось, но и прямо запрещалось.
На том Востоке вообще никто не дает никаких гарантий, а в этом случае, когда суммы гонораров за пропущенный незамеченным транспорт с наркотической дурью зашкаливали за сотни тысяч долларов, никто не был гарантирован от принятия нашими же военными и пограничниками восточных условий игры без гарантий и правил.
Я даже знавал о практике (вполне конкретные и достоверные случаи, а не досужие вымыслы, в том числе, рассказанные и теми, кто сам делал подобное, но потом попался на чем-то или просто решил отказаться от этой опасной игры) тайного принятия ислама нашими военнослужащими, в том числе и офицерами.
Обряд сей сродни принятию иудаизма и подразумевает такое же, как и у иудеев, достаточно болезненное действие. Так что принять ислам – это вам не креститься по католическому обряду, где вас немного покропят святой водой (в православной традиции надо хоть полностью в купель погрузиться), и уж если на это шли некоторые, то понимали, зачем им это нужно. Мне пришлось даже беседовать разок с подобным «фруктом», который понял, что поступил безрассудно и раскаялся в этом поступке.
Это должно было сделать их, по их мнению, и по мусульманской традиции (которая диктует братское взаимопонимание и сотрудничество в среде лиц, принявших и исповедующих ислам) равноправными участниками азиатской наркотической игры. Хотя, как правило, это все равно не приносило ожидаемого результата и не делало означенного неофита ни азиатом, ни магометанином – азиатом надо родится, а стать им благоприобретенно практически невозможно.
Может быть один такой «удачный» случай был тысяч на сто, а то и на миллион. Да и то с большей вероятностью среди тех, кого к такому вот выверту судьбы приготовили другие обстоятельства. Типа насильственного обращения в ислам под угрозой дикой расправы. Такие случаи бывали, и сейчас нередко случаются, но разговор сейчас не о них. Так вот, мы должны были быть застрахованы от такого коррупционного и вероотступнического оборота в развитии событий.
Себя же мы выдавали за какое-то специальное подразделение, обеспечивающее утилизацию и дальнейшую реализацию остававшегося в Таджикистане в избытке военного имущества, построек и даже разнообразного вооружения. Это могло сработать и работало хорошо только в случае, если о настоящей нашей миссии никто не будет знать, а выполним мы ее (миссию) быстро и качественно.
В то же время такая «легенда» логично и в полной мере обосновывала наше излишнее любопытство, наши неожиданные для многих окружающих поездки, перелеты и перемещения, якобы поиском и ревизией советских военных объектов (где же их только не было).
Подготовка снова не заняла много времени. Уже через неделю из нас стали формировать группы, каждая из которых должна была обеспечить выполнение задания на своем участке. Не знаю зачем, собственно говоря, был нужен в этой группе каждый из нас. Формальное звание, наименование военно-учетной специальности и должность при этом ничего не говорили, а объем наших знании о предмете и компетенция, пожалуй, все же оставляли желать много лучшего.
Что, собственно, я мог сделать в качестве эксперта по экономическим вопросам в такой группе? Разве что обеспечивать представительство, надувать щеки и произносить иногда на манер Кисы Воробьянинова:
– Я думаю, господа, что торг здесь неуместен.
Впрочем, недостатки наши с лихвой покрывались достоинствами нашего руководителя и командира.
Действительно, полковник Искандер Тагиров зарабатывал свой авторитет у азиатов явно не в тиши кремлевских кабинетов, но постоянно пребывая среди тех самых представителей загадочного Востока, специалистом по которому он стал после двух десятков лет постоянного, осмысленного какой-то неведомой простым смертным игрой, метания между горячими и просто напряженными точками Палестины, Ливии, Ирака, Ирана, ну и, само собой, беспокойного Афганистана.
Впрочем, распространялся о своей прошлой службе он не много. Но провел несколько практических занятий или бесед. В них на примере случаев из своего боевого, дипломатического опыта, и даже опыта подрывной работы, попытался подготовить нас к тому, что на практике может ожидать нас в лагерях и селениях боевиков. То есть там, где нам предстояло побывать со своей то ли военной, то ли дипломатической, то ли политической, то ли экономической миссией.
Да скорее всего, в этой миссии было всего этого по кусочку, да и еще чего-то того, о чем мы не догадывались и не должны были догадываться (и слава Богу, поскольку именно это незнание давало нам больше шансов спокойно, живыми и невредимыми, вернуться домой и остаться здесь живыми).
Уже для знакомства с нами полковник явился одетым в великолепно пошитую парадную форму, украшенную таким набором наград многих стран и высочайших достоинств, что одним этим вселил в нас уважение и доверие к себе.
Правда, некоторые из этих (полученных от считавшимися тогда чуть ли не врагами рода человеческого Каддафи и Саддама Хусейна) наград наводили меня на странные, крамольные мысли. Такие, к примеру, как:
; Мог ли фон Штирлиц Макс Отто (из «Семнадцати мгновений весны»), носить после Победы свои честно заработанные в тылу врага «железные кресты».
Но все же это была настоящая парадная форма, которую теперь не случается сколько-нибудь часто увидеть на наших офицерах – безденежье, знаете ли. И настоящие боевые награды, полученные и за личное мужество, и за военное умение, а это сейчас тоже не часто встретишь.
Правда, появившись в «парадке» перед нами один раз, он уже не надевал ее на занятиях, но должное впечатление было уже произведено и поставленные цели видимо достигнуты. И это тоже была дипломатия, ее практические основы и внутренняя, глубинная сущность, которую нам в малой хотя бы степени еще только предстояло постичь.
Бесед наших было, в общем, не много, но для понимания ситуации и уяснения каждым собственной роли в предстоящем действе они сыграли свою немалую роль.
Рассказывая об особенностях предстоящей миссии, полковник Тагиров вкратце остановился на своих оценках восточных типов, с которыми нам, возможно, предстояло столкнуться. Ведь отряды таджикских боевиков-фундаменталистов, подминавших под себя в настоящее время производство и транзит наркотиков, представляли из себя коктейль кого угодно – от непосредственно местных таджиков, узбеков и афганцев, проживающих здесь же все вместе и рядом, до тех же палестинцев, ливийцев, саудовцев, иорданцев и даже каких-то негров. Откуда они только и берутся везде, эти самые негры? Мало их угнетали.
Их привлекла сюда в большей степени возможность легкой наживы, щекочущих нервы приключений и даровых наркотиков. Этим последним было ничего здесь не жаль, все чуждо и временно. Они, собственно говоря, и были по-настоящему опасны, «отморожены» и невразумляемы.
Единственной, относительно связывающей их общностью являлся исповедуемый ими ислам, который, впрочем, каждый из них вполне мог понимать по-своему. Хотя бы и в зависимости от жизненного уклада в своей собственной стране, от возраста и жизненного опыта, от того, в каких войнах, бандах и группировках он участвовал раньше, от того, из какой семьи, касты или клана происходил, от состояния своего психического здоровья или нездоровья, в конце концов.
Афганских моджахедов при этом полковник Тагиров характеризовал вполне дружелюбно, объективно оценивая их боевые и дипломатические качества. А оценивал он их высоко уже исходя из того, что в своей войне против нас они, хотя бы изначально, в наименьшей степени преследовали цели собственного материального обогащения. В собственной жизни бывшие весьма скромными и непритязательными, ходившие иногда по своим горам и зимой в калошах на босу ногу. Такая картина почему-то особенно запомнилась нашему командиру, видевшему первые отряды моджахедов еще в 1979 году и несколько позже, когда движение только зарождалось.