ДНЕВНИКИ НЕПРИДУМАННОГО МИРА
МЕСТО СТОЛБА В ИСТОРИИ
Скажите вам
;Зачем.
Потом еще
;Когда
Что дальше. И...
Зачем вопросы эти
Когда
Зачем
И что тогда.
Обычный серый столб, так часто служащий для нас символом унылой
прямолинейности, стоял на пересечении улицы и площади, в городке,
который не представлял до поры особенного интереса. Именно этот столб
по природе своей был умен и сообразителен и потому во времена
спокойствия и мира много размышлял о своей столбовой будущности. В
последние времена многие говорили о карьере фотомоделей и королей
подиума. Их показывали по телевизору, который нашему герою иногда
удавалось увидеть в окнах близлежащих домов, их фотографии мелькали все
в новом блеске на обложках глянцевых журналов, а их-то он видел,
пожалуй, даже в избытке. Поскольку совсем рядом с ним располагался
киоск, где старенький то ли армянин, то ли еврей, который год торговал
печатью. При этом печать менялась регулярно, а продавец как будто и не
подвластен был времени совсем. Столб иногда думал о том, чтобы вот так
же, в один прекрасный день, заполнить собой все телеэкраны и обложки,
чтобы о нем говорили и перечисляли на его счет баснословные гонорары (о
них он тоже откуда-то знал, впрочем, я писал уже, что столб этот от
природы был весьма сообразителен).
; Тем более, рост у меня для этого весьма подходящий, – приводил
единственный убедительный аргумент, для воплощения своей мечты, столб.
– А ума то, возможно, для этого особенного и не надо, – продолжал он
свои честолюбивые мысли.
Однако столбу не везло, да и одевался-то он весьма не притязательно.
Какие-то объявления, об обмене или продаже квартир, автомобилей, иногда
еще каких-то непрестижных хозяйственных мелочей, которые столб особенно
не любил. Но поделать с этим ничего не мог. А поскольку место его
стояния само по себе было местом весьма оживленным и модным, то
наклеенные на нем объявления останавливались почитать многие. И столб
наш продолжал мечтать, что вот так когда-нибудь в один прекрасный день
он станет героем и основным дилером в какой-то суперсделке века,
принесет миллионно-миллиардные барыши в рублях, долларах, фунтах и
крюгеррандах, и отправится в офис какой-то осчастливленной им фирмы, и
будет поучать молодежь, только что начинающую свою деловую карьеру. И
опять же получать на свои счета (может быть, даже в Швейцарии. О
ценности именно швейцарских счетов он тоже откуда-то знал) крупные
гонорары, а почетную старость проведет где-то в музее бизнеса в Давосе,
как образец удачливости и чистоты помыслов в бизнесе. А может быть, он
станет героем шпионского боевика, и какой-нибудь агент, или даже
резидент, оставит на его серой грани полоску, черточку, или еще
какой-то знак. И повинуясь тайной магии этого знака, по планете
замаршируют полки и дивизии, отдадут швартовы и уйдут в темную
неизвестность океана титановые рыбы стратегических и атомных при этом
подводных лодок, а в небо взмоют бесчисленные эскадрильи
бомбардировщиков, перехватчиков, истребителей и прочей военной
авиатехники. Возможно, даже с вертикальным взлетом. Это для нашего
столба было особенно интересно и занятно, поскольку он много слышал об
этом феномене, но никогда не видел (я, кстати, тоже не видел). Такое
развитие шпионской карьеры в воображении нашего столба всегда
заканчивалось шумной писательской карьерой и изданием как минимум двух
десятков бестселлеров (за примером тут он так же долго не ходил, уж
больно много разведчиков и шпионов, перебиваются ныне этим промыслом).
Впрочем, и этим мечты нашего знакомца, еще при мирной жизни не
ограничивались. Но мы не рискнем, пожалуй, перечислять все то, что
приходило в бетонную голову столба, а ограничимся вышеприведенным
диапазоном.
Но в один, и далеко не прекрасный, день в городок, о котором раньше
поминали не часто, пришла война, хоть и объявленная маленькой и
внутренней, но весьма при этом настоящая. И это сразу же сказалось на
нашем друге. Он не любил расклеенные на его серых гранях объявления,
считал их недостаточно модными и значительными, но сейчас, вспоминая
их, гордился ими, пожалуй, так же, как только модница может гордиться
каким-то совершенно невообразимо редким и дорогим нарядом. То же, что
составляло его прикид сейчас, напоминало скорее лохмотья бомжа. Да и
останавливаться для того чтобы прочитать их, уже никому не хотелось.
Объявления все были на удивление одинаковы. Люди хотели уехать отсюда
куда угодно, но кому же захочется менять свою жилплощадь в спокойном
уголке чего угодно на лучшую, но находящуюся прямо в центре того, что у
военных принято называть театром военных действий.
Наш же столб, ранее окруженный общественным вниманием и любовью,
потерял все это напрочь. Ну а сделки, которые сейчас могли быть
провернуты с его помощью (продажа там партии оружия или чего-то
похожего) могли кончиться не взлетом деловой карьеры, а мгновенным
уничтожением, путем подрыва гранатой или прямого попадания
бетонобойного снаряда. И это не шутка, и не преувеличение, за такие
дела здесь и сейчас могли не пощадить даже и столб.
И столб об этом догадывался и уже опасался подходящих к нему в сумерки
темных личностей, которые могли оказаться оружейными или наркотическими
коммерсантами, а то и шпионами общение с которыми влекло за собой массу
неприятностей.
Столб приуныл. Ведь его мечты, связанные с мирной жизнью, уходили куда
то далеко. Телевизора в окнах соседних домов он не видел уже очень
давно, как собственно, не видел и самих окон, лихо снесенных то ли
авиабомбой с самолета без вертикального взлета, то ли вообще
банальнейшей установкой «град». Да и вечный источник печатных новостей
куда-то исчез. Допекли, видимо, а может быть, дела поважнее появились.
Столб грустил, а стороны конфликта не собирались закругляться ни в коем
случае, пока не добьются от противной стороны значительных уступок и
кардинальных компромиссов. И вот об этих уступках и компромиссах они
говорили друг с другом очень много. Настолько много, что имеющихся
линий связи стало не хватать, и наш столб получил на свои белые и уже
несколько испорченные взрывами и непогодой изоляторы (как человек
неприятностей на свою седую голову) новый кабель связи.
Эта временная телефонная линия была, видимо, очень важной и оживленной.
Поэтому столб наш воспрял, узнал много нового, получил основу для
дальнейших своих мечтаний, а о своем отрезке телефонного кабеля стал
заботиться прямо-таки с отеческим чувством, и всегда-то у него все было
в порядке. Его начали приводить и ставить в пример другим, а столб, по
привычке, снова задумался и размечтался. Но на этот раз о военной
карьере. Это стало ему близко, и как казалось, весьма доступно.
Мысленно он уже примерял офицерские погоны (а почему бы и нет? Тем
более, что офицеров вообще достаточно часто сравнивают со столбами),
переезжал из округа в округ и из страны в страну с инспекциями и
наставлениями, специальной охраной, покраской травы и прочими и прочими
причиндалами военного карнавала. Столб даже интересовался необходимой
выслугой для получения генеральских лампасов, а может быть, и
маршальского жезла. А глядишь, и добился бы своего.
Но на войне ситуация меняется каждую секунду, – говаривал когда-то
большой любитель этого дела (повоевать и поговорить) Наполеон Бонапарт.
Так и с нашим столбом, пребывавшем в военно-победной эйфории, произошел
афронт (как впрочем и с ранее процитированным историческим героем).
Очередные переговоры о кардинальных уступках и компромиссах, то
затухая, то распаляясь, зашли в тупик. Случилось это не впервой, было
привычно и никого, по большому счету, не удивило. Но неудачи все же
принято на кого-то списывать и кого-то в них обвинять. На этот раз
виновницей единогласно порешили объявить связь и неполадки в ее
организации. А для этого, не мудрствуя лукаво, просто подорвали
несколько опор проводного кабеля. В числе же этих среднестатистических
опор, как вы уже наверное догадались, оказался и наш столб.
Все это – и обрыв связи, и взрывы сами по себе в центре города вызвали
серьезный переполох (во всяком случае, он таковым представлялся). Все
смешалось в штабах армии и ротных канцеляриях. Забегали и заволновались
военные и штатские, а на площадь медленно и внушительно потянулись
танки, БМП и еще Бог весть какая бронетехника. Все вокруг оцепили и
осветили прожекторами. Но ничего кроме искореженных остатков столба –
погнутой и порванной арматуры с ошметками бетона – не обнаружили. А
что, собственно, они и могли там обнаружить? Но для порядка засняли все
это на видеокамеру. Ведь надо как-то объяснить и наверху очередной срыв
мирных переговоров. В эту-то видеохронику попала и моя скромная
персона. И поскольку это был единственный мой телеопыт на войне, я
позаботился раздобыть для себя ее копию, которую и разместил в своем
походном скарбе, а потом и домой привез.
Вообще-то видеомагнитофон уже давно не привлекает моего особенного
внимания. Но тут сынишка попросил поставить ему кассету с каким-то
мультфильмом, который он хотел освежить в памяти перед очередным туром
нашей с ним работы над книгой. Ну что же, для дела можно потерпеть и
видеомагнитофон. И я, несколько путаясь в расположении расставленных
женой в порядке, ведомом только ей, видеокассет, нашел одну похожую на
нужную нам, вставил ее в щель и нажал кнопку ПЛЕЙ. Мультфильма на этой
кассете не было, но на мгновение мне показалось, что я вернулся туда,
на потревоженную взрывами площадь охваченного войной городка. Звук и
изображение были весьма качественны, а то, что было изображено в кадре,
представлялось, как и было, истинным и достоверным. Смотреть мне на это
не хотелось, и я потянулся к пульту дистанционного управления, чтобы
сделать обратную перемотку и попробовать найти все же кассету с нужным
нам мультиком, но сынишка сказал:
– Папа, давай посмотрим, ведь интересно.
И я оставил пресловутую запись, а через мгновение уже и сам
заинтересованно уставился в воспроизведение хроники недавнего прошлого.
Все представлялось теперь уже несколько по-иному. Я сам в камуфляже и с
автоматом в руках, мои друзья и знакомые, которых я тут же не преминул
назвать по именам и, таковым образом, познакомить с ними моего сынишку.
И грохот танков, и общая обстановка тревожного и ажиотажа. Все
производило серьезное впечатление. Но особенно на сей раз эффектно и
по-философски предстали передо мной и моим сыном обломки столба,
который именно в этот момент и стал нашим героем. Его искореженные
останки на самом деле напоминали очертаниями, какое-то странное
доисторическое животное, возможно динозавра, в которых мой сын особенно
сведущ. Из головной же части, где коротили еще не оборванные провода,
вылетали время от времени снопы искр, как бы знаменуя конец не
оконченных опять мирных переговоров, и своим символическим предсмертным
салютом призывая их продолжение и окончание.
Для нас же это предстало в виде этакого огнедышащего динозавра, который
не мог не попасть к нам в Непридуманный Мир. Да и с именем для него
долго возиться и размышлять не пришлось. Мы назвали его Злыбнем. И он
стал еще одним непридуманным героем непридуманной войны. А потом и сам
рассказал нам немало своих историй, о которых вы узнаете, наверняка, но
несколько позже. Мы же вступили с ним в переписку, а также нашли
поблизости множество его собратьев (мало ли на наших улицах подобной
покореженности) и теперь, когда нам предстает во время наших прогулок
нечто подобное, то не вызывает законного возмущения бездеятельностью
городских властей, допускающих захламление города, а вызывает добрые
воспоминания о далеком, и верном друге.
|
